Фонд - [70]

Вполне естественно, я попытался понять, что ими движет. С Суттом все было ясно. Он не доверял мне. Вероятно, он считал, что я продаю врагам ядерную технологию или вынашиваю планы восстания. Возможно, он думал, что таким образом ускорит развязку. В этом случае ему нужен был свой человек в моем экипаже, чтобы следить за мной. Однако, мысль об этом пришла мне в голову только тогда, когда на сцене появился Джейм Твер.

Обратите внимание — Твер выдавал себя за торговца, занявшегося политикой, хотя мне ничего не было известно о его коммерческой деятельности — несмотря на то, что мои познания в этой области весьма обширны. И хотя Твер открыто утверждает, что получил светское образование, он ничего не слышал о кризисе Селдона.

Хобер Мэллоу помолчал, чтобы присутствующие осознали значение этого факта и впервые за все это время был вознагражден полной тишиной, поскольку галерка затаила дыхание. Впрочем, эти его слова услышат только зрители Терминуса. Население Далеких Планет смотрит передачи только после соответствующей цензурной обработки, чтобы их содержание не вызвало протест у служителей культа. Их обитатели ничего не услышат о кризисе Селдона, однако его дальнейшие разоблачения не останутся для них тайной.

Мэллоу продолжал:

— Кто осмелится утверждать, положа руку на сердце, что можно получить светское образование и при этом ничего не знать о кризисе Селдона? В Фонде существует только один вид образования, при получении которого учащиеся ничего не узнают о том, что наше будущее запланировано Селдоном, и приучаются относиться к человеку чуть ли не как к волшебнику.

Я тогда сразу догадался, что Джейм Твер никогда не был торговцем. Я понял, что он принадлежал к монашескому ордену, а то и являлся профессиональным жрецом и, хотя в течение трех лет он изображал из себя руководителя партии торговцев, не вызывает никаких сомнений то, что он находился на содержании у Сутта.

Тогда я действовал наугад. Я мог лишь догадываться о планах Сутта в отношении меня самого, но, поскольку он предоставил мне полную свободу действий, с тем, чтобы потом вцепиться в меня мертвой хваткой, я ответил ему тем же. Я полагал, что мне обязательно следует взять с собой в рейс Твера в качестве тайного представителя Сутта. Если бы он не полетел с нами, они бы придумали что-нибудь еще — в этом я был убежден, — и не было гарантии, что я смогу вовремя распознать расставленную для меня ловушку. Явный враг не так страшен, как тайный. Я пригласил Твера присоединиться ко мне. Он согласился.

Это, уважаемые члены Совета, объясняет два факта. Во-первых, то, что Твер это отнюдь не мой друг, с тяжелым сердцем дающий против меня показания лишь для того, чтобы не брать грех на душу, как уверяет вас обвинение. Он — шпион, и за свою работу получает вознаграждение. Во-вторых, оправдывает мой поступок, совершенный мной тогда, когда на корабле появился жрец, в убийстве которого меня обвиняют. Об этом поступке здесь еще не говорили, и вам о нем ничего не известно.

Члены Совета встревоженно зашептались. Мэллоу откашлялся, как актер на сцене, и продолжал:

— Мне бы не хотелось описывать чувства, охватившие меня, когда мне доложили, что на корабле находится миссионер, спасающийся от толпы. Мне даже не хочется о них вспоминать. Я был в растерянности. Я опешил так же, как и тогда, когда Сутт сделал мне свое странное предложение. Событие это потрясло меня, ибо оно было выше моего понимания. Намного выше. И я буквально потерял голову.

Я на каких-то пять минут избавился от Твера, послав его за моими офицерами. А когда он ушел, я включил видеокамеру, с тем чтобы все дальнейшие события можно было сохранить в видеозаписи и в дальнейшем изучить. Я сделал это в надежде, в отчаянной надежде, что обстоятельства, вызвавшие мое замешательство, станут более понятными после повторного просмотра.

С тех пор я уже раз пятьдесят смотрел эту пленку. Она у меня с собой, и в пятьдесят первый раз я посмотрю ее вместе с вами.

Мэр постучал молотком, призывая к порядку, поскольку зал заволновался, а галерка снова взревела. В миллионах домов Терминуса заинтересованные телезрители придвинулись ближе к экранам, а на той скамье, где сидел обвинитель, Джоран Сутт сдержанно кивнул перепуганному Верховному Жрецу.

Центр зала удалось очистить, лампы горели теперь уже не так ярко. Анкор Джэл, сидевший на скамье слева, настроил проектор, затем раздался щелчок — и все увидели голографическое изображение, объемное и цветное, словно перед ними была сцена, выхваченная из жизни.

Миссионер, растерянный и растрепанный, стоял между Лейтенантом и Сержантом. Мэллоу замер в ожидании, а затем один за одним в кают-компанию зашли члены его экипажа. Последним вошел Твер.

Затем все услышали запись состоявшегося тогда разговора. Сержанту выговаривали за нарушение дисциплины, а миссионера допрашивали. Появилась толпа, слышен был дикий рев, и тогда перепуганный насмерть преподобный Джорд Парма взмолился о помощи. Мэллоу выхватил бластер, и миссионер, когда выводили его из каюты, поднял руки вверх, чтобы еще раз послать проклятия на головы своих обидчиков — и что-то на мгновение вспыхнуло.