Фонарщик - [50]

Надраить палубу!

Отдать швартовы!

Братцы,

Сбросим зло с корабля.

Ведь к острым рифам

Наш бриг прикован

С дьяволом у руля.[23]

«Священник, даже не снявший облачения, показался мне странным — это был краснолицый джентльмен с пристрастием к жирным булочкам, которые его супруга постоянно мне предлагала, как будто они прямо от Бога, но я пришел туда не ради желудка. Он хотел понравиться, что для меня слишком уж просто, но при этом что-то скрывал. Кроме того, в соседних комнатах орали и галдели его внуки; эти маленькие бесенята, судя по всему, понятия не имели о дисциплине, но таковы уж наши времена, что даже представители духовного сословия не выполняют своих обязанностей».

— Вы уверены, что не хотите булочки?

— Благодарю вас, ваше преподобие, нет.

— Просто прекрасные булочки.

Гроувс откашлялся.

— Вы, кажется, говорили о профессоре Смитоне.

— Конечно, — разочарованно сказал священник. — Да, он действительно был человеком, как я говорю, особых убеждений. Но вы поймете, что мне трудно отзываться плохо об уважаемом предшественнике, особенно неделю спустя после его кончины.

Он посмотрел на Гроувса, ответившего ему недружелюбным взглядом.

— Он был крайне консервативен, да будет мне позволено так выразиться. — Священник запнулся. — Из тех людей, кто всегда в восторге от своих решений, и тем не менее… несколько старомоден, если вы понимаете, что я имею в виду.

Гроувс кивнул, хотя, по правде сказать, был не вполне уверен, что уловил мысль.

— Может быть, гонитель невинных?

— Было бы некоторым преувеличением называть его так. Профессор Смитон был человеком, который полагал, что суровые времена требуют суровых людей. Он жил во времена Раскола,[24] понимаете, и пытался как-то осмыслить разнообразные научные открытия. Его верования, все, что ему было дорого, атаковали, и несложно понять, что он развил определенную… ортодоксальность.

— Так вы хотите сказать, что не разделяете его убеждений?

— Ну, — священник едва слышно хихикнул, — эра Просвещения насчитывает уже более ста лет…

Гроувс смотрел на него.

— И… и Церковь приняла взгляды, повлиявшие на жизнеспособность определенных богословских систем. Невозможно верить, например, что люди рождаются в мир неисправимо порочными. Это возмущает разум. Но при всем том вы поймете, что можно не одобрять подобную ошибочную философию и в то же время восхищаться таким человеком, как Смитон. Именно его непреклонностью.

«Похоже, он хотел сказать, что нисколько не уважает покойного профессора, но так трусливо, что лучше бы уж поговорить с самим ужасным покойником, которым, судя по всем свидетельствам, не боялся резких слов».

— Вы когда-нибудь слышали о фонарщике? — спросил Гроувс.

— Фонарщике?

— Или о связях Смитона с кем-либо из представителей этой профессии?

— Кажется, нет, — сказал священник. — Но мое общение с профессором Смитоном было минимальным, вы понимаете, оно ограничивалось несколькими днями, когда я принимал у него приход, да потом пара случайных встреч.

В комнату стрелой влетел один из внуков священника и забегал по кругу, захлебываясь от смеха и хлопая руками по стенам.

— Только не трубу, Билли! — крикнул священник, обеспокоившись за судьбу стоявшего на буфете сверкающего латунного предмета. — Только не трубу… только не… не надо, малыш, не надо!

Мальчишка выбежал из комнаты, визжа и булькая, а священник откинулся и засмеялся с видимым восхищением.

— Сколько энергии, — поражался он. — Воистину достойно изумления. — Он как бы извиняясь посмотрел на Гроувса. — Но эта подзорная труба, понимаете, принадлежала сэру Френсису Дрейку.

И снова робко хихикнул, приглашая хоть как-то разделить его восторг. Но Гроувс лишь что-то промычал в ответ.

— Вы знали о связях Смитона с другими убитыми? — спросил он затем.

Священник подумал.

— Как сказать? Немного. Профессор Смитон… да, кажется, у него были важные связи.

— Вот как? И какие же?

— Может быть, вы слышали о Зеркальном обществе, инспектор?

Гроувс помедлил, соображая, нужно ли это знать.

— Торговая ассоциация?

— Не совсем. Это била небольшая группа люден разного рода занятии; они встречались каждый месяц или около того, тайно.

— С какой целью?

— Чтобы понять это, необходимо знать историю, благодаря которой появилось название общества, — объяснил священник. — Вам приходилось слышать о некоем Енохе Резерфорде, священнике из Селкерка?

— Нет.

— Этот человек пережил, если угодно, кризис веры, посмотрев на себя в зеркало. — Священник натужно засмеялся, но, видя выжидательный взгляд Гроувса и понимая, что обязан теперь дать дальнейшие разъяснения, сложил руки домиком и заставил себя продолжить с максимальной убедительностью: — Каждое утро, понимаете, он брился перед маленьким зеркалом в ванной, затем отправлялся на кухню завтракать. И вот однажды он задумался: а что, если одновременно с ним завтракает и его отражение? Отражение, которое он уже не видел, вот какая штука, отражение в зеркале. Далее, отправившись по делам, он подумал: а что, если и его зеркальный образ делает то же самое где-нибудь в лабиринтах зеркального мира? Ступив тем утром на кафедру, он был рассеянным и апатичным — так его потрясла мысль о том, что где-нибудь в зазеркальном царстве его отражение тоже ведет службу.