Фонарь на бизань-мачте - [17]
Да, я освоился тут сравнительно быстро. Однако с первых же дней мне пришлось вникать во все мелочи, чтобы стать достойным доброго имени, которое в прошлом завоевали себе мои родственники, и всегда обходиться своими силами. Не обращаться за чем бы то ни было ни к правительству, ни к соседям и в случае надобности самому приходить на помощь своим людям. Я уже знал, что урожай маниоки снимают не ранее чем через десять — одиннадцать месяцев, что маису времени требуется меньше, а что заказы на рис и муку надо делать с учетом всех неожиданностей, связанных с капризами местного судоходства и ураганами.
По совету господина Букара я решил сократить разведение гвоздичных и кофейных деревьев, плантации же сахарного тростника, наоборот, расширить. Тростник успел зацвести, и нынешний урожай превзошел прошлогодний. К тому же я начал еще осушительные работы…
Я пока не могу заставить себя подступиться к некоторым проблемам, не позволяю себе называть вещи своими именами, я точно мышь, попавшая кошке в лапы. Иной раз мне кажется, что ничего не произошло, что моя жизнь первых месяцев так и будет течь дальше, спокойная, полная обещаний, и вдруг, как от пощечины или удара когтей, на кончике моего пера повисает фраза, пение птицы напоминает мне крик другой, лесной птицы, с дороги доносится скрип дилижанса… И все начинается заново. Сомнения, скорбь, муки совести тоже — ведь я ни в чем не уверен. Проходят дни, недели и месяцы, а у меня по-прежнему нет ни единого доказательства. Я имею в виду — неопровержимого доказательства, которое бы позволило мне отвернуться раз навсегда, забыть, начать новую жизнь. Неопровержимое доказательство виновности.
А бывает, что я возвращаюсь к впечатлениям первых дней, в то блаженное состояние. Казалось, во мне просыпается новое существо, более тонко чувствующее, но вместе с тем и более уверенное в себе. То я воображал, что способен вершить большие дела, а то — что могу поддаться ужасному малодушию. Я садился к роялю, играл Моцарта. Пока мои руки блуждали по клавишам, я вспоминал свою жизнь в Сен-Назере. Лицо матери, освещенное лампой. Я думал о ее нежности, доброте, обо всех тех маленьких радостях, которыми она умела меня окружить. И все-таки, говорил я себе, великая эта любовь, коей она меня одаряла, не в силах была победить другую: мама так и не примирилась со смертью отца и с каждым днем все быстрее слабела и чахла — до той минуты, когда я нашел ее словно бы безмятежно уснувшей в кресле. С такой любовью не шутят, она заполняет всю жизнь.
Я облокотился на перила террасы. Истинный любитель природы, как и влюбленный, умеет восхищаться молча, и его поклонение от этого не становится менее исступленным, как и его восторг. Во время своих верховых прогулок я добирался до самой границы поместья со стороны Креольской горы, туда, где целыми тысячами произрастают дикие ананасы, и, остановив коня на пригорке, осматривал свои земли, простирающиеся к морю. Неисчислимы дары, которые мне приносят эти поля, эти рощи, пальмы всех видов, миробаланы, эбеновые и тамариндовые деревья! Когда я только прикидываю в уме ценность всех этих богатств, кровь начинает кипеть в моих жилах. С пригорка я мог разглядеть границу поместья, там, где оно примыкает «к владениям вышеупомянутого Ниссана, если идти вдоль сухого овражка к лесной яблоне». Ныне границу с имением Изабеллы Гаст. Я часто потом возвращался на этот участок, бродил вдоль сухого овражка на том самом месте, которое мне указали. Травы, примятые крупным, когда-то лежавшим здесь телом, давно распрямились. С той и другой стороны тропинки, в путанице ветвей, снова запели успокоенные моей неподвижностью птицы. С соседних болот — тех болот, которые я приказал засыпать, — поднялись кулички, чтобы опуститься чуть дальше.
Ничто не переменилось вокруг меня. Если бы я захотел, я бы снова принял участие в светской жизни. И в сумерках снова привязывал бы свою лошадь к кольцу у ворот соседей. Я поднимался бы на крыльцо их дома, на пороге которого меня встречали бы с прежним радушием.
Но для этого я покамест не нахожу в себе ни силы, ни мужества. Только нагромождаю всяческие предлоги и извинения. Целыми днями брожу по полям, иногда останавливаюсь, чтобы взять в руки грабли или лопату. Или предпринимаю дальние прогулки на лошади, с которых домой возвращаюсь совсем разбитый, уже в темноте. Поужинав, склоняюсь над планом, только что мне принесенным, внимательно изучаю его и стараюсь найти наилучшее местоположение для паровой мельницы, которая даст мне возможность производить сахар, не едучи ради этого в Бо-Валлон. В общем, пытаюсь жить. Но стоит мне только услышать хлопанье ставня…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«...роман-памфлет „Жора Жирняго“ опубликован в „Урале“, № 2, 2007, — а ближе места не нашлось. Московские „толстяки“ роман единодушно отвергли, питерские — тем более; книжного издателя пока нет и, похоже, не предвидится и немудрено: либеральный террор куда сильнее пресловутого государственного. А петербургская писательница посягает в последнее время на святое. Посягает, сказали бы на языке милицейского протокола, с особым цинизмом, причем в грубой и извращенной форме....в „Жоре Жирняго“, вековечное „русское зло“, как его понимает Палей, обрело лицо, причем вполне узнаваемое и даже скандально литературное, хотя и не то лицо, которое уже предугадывает и предвкушает заранее скандализированный читатель.»(Виктор Топоров: «Большая жратва Жоры Жирняго», «Взгляд», июнь 2008).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Тадеуш Конвицкий – один из лучших и известнейших писателей современной Польши, автор уже знакомых российским читателям книг «Чтиво» и «Зверочеловекоморок».«Хроника любовных происшествий» – знаменитый роман, по которому Анджей Вайда снял не менее знаменитый фильм. Действие этого исполненного романтической ностальгией произведения происходит в предвоенном Вильнюсе. История первой любви переплетена здесь с Историей (с большой буквы), и кульминационное любовное происшествие происходит на фоне знаменитой «атаки розовых уланов»…
Стоит ли огорчаться, когда красивая женщина посылает вас совсем не в ту сторону?Может быть, нужно благодарить судьбу…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.