Фонарь на бизань-мачте - [144]

Лейтенанта произвели в капитаны и наградили орденом Святого Людовика. Тогда-то и был написан его парадный портрет. Через год он ушел на «Мстителе» — помощником капитана де ла Пальера. Им было поручено разгромить торговый флот неприятеля, и плавание длилось два года. К его возвращению Тристан уже резво бегал по дому, у Белого Замка завелся еще один флигель, площадь под сахарным тростником увеличилась втрое, и сахар кристаллизовался в котлах. Произошло еще и такое событие: Вест-Индская компания уступила колонию королю.

«Я в то время надеялась, что больше он не уедет», — подумала госпожа Шамплер. Ей вспомнился вечер его возвращения. Они были в спальне. Открыв свой эбеновый ларчик, она достала блокнот, в который записывала все даты: когда лейтенант уехал, когда вернулся. В тот вечер она приписала: «Он здесь, и жизнь возобновилась». Но лейтенант, державший ее в объятиях, быстро нагнулся и написал в свою очередь: «Наша жизнь, любовь моя, не начинается заново, нет у нее перерывов…»

«Только бы адмирал не приметил, как я волнуюсь», — подумала госпожа Шамплер. Она держалась за подлокотники кресла и не могла решиться заговорить. «Пять лет, пять лет жил он дома на этот раз, как же было мне не надеяться?» Дети выросли, и наставник Ройе поселился в домике «На перепутье» со своей молодой женой. «То было время особенно оживленной работорговли», — вспомнила старая дама.

И вновь — как будто и не было всех этих лет… Она стоит, опершись на ограду балкона, сразу же после ужина. В кресле сидит лейтенант, он курит, положив ноги на табуретку. Ночь очень теплая, и окрестности тонут в кромешной тьме. Фелисите вся во власти неги этого часа. Из конюшни доносится ржание лошади, и она поднимает голову. На северном побережье залива, где-то там, в направлении Тамарена, вспыхивает огонек. А вскоре, чудится ей, засверкал и второй, уже в море.

— Лейтенант! — позвала она.

Они долго следили и еще раза три заметили огоньки.

— Я все же хочу убедиться, — сказал лейтенант. — Для очистки совести!

Спустившись в конюшню, они оседлали коней. Вспоминая все это спустя столько лет, госпожа Шамплер ощущает прежнюю радость от их сообщничества. Держа направление на костер, они миновали деревню и углубились в лес. Там остро пахло древесными соками, кричали и хлопали крыльями разбуженные в неурочное время птицы. Приблизившись к месту действия и привязав лошадей к стволу, они осторожно пошли вперед по песчаному берегу. Вокруг костра обозначились тени нескольких человек. Бесшумно двигались к побережью два баркаса. Когда они носом уткнулись в песок, навстречу кинулись двое. При свете костра лейтенант и Фелисите узнали новых соседей.

Завязались переговоры между двумя колонистами и неизвестным, ловко перескочившим через планшир на берег. Спор их был нескончаем, и они с лейтенантом, прячась от этих ночных татей за деревьями манго, уже потеряли терпение. Наконец, после резкого окрика, люди, которых доставили в лодках, один за другим спрыгнули в воду и выстроились на песке.

— Пошли, мы достаточно видели, — сказал лейтенант. — А то, пожалуй, заметят, что мы тут за ними шпионим.

Через пятнадцать лет имена обоих мужчин фигурировали среди самых заслуженных колонистов, причем поминались их достижения, сметка, готовность прийти на помощь властям. Их справедливость и чувство собственного достоинства также ставились всем в пример.

«Пять лет…» Другие отъезды и возвращения не несли на себе отпечатка значительных для Иль-де-Франса событий. Поместье росло, почти все земли были засеяны. И, несмотря на поборы местных властей, Фелисите Шамплер сумела наладить торговлю продовольственными товарами. С 1772 года, тоже в отсутствие лейтенанта, она посадила на пробу несколько чайных кустов. Во время второй экспедиции на Восток — на этот раз без участия в ней лейтенанта — Пьер Пуаар, назначенный интендантом острова, вывез чайные саженцы из Кохинхины. То было довольно рискованное предприятие для поместья, так как вложенный капитал не приносил дохода целых семь лет. Но в 1779 году урожай оказался вполне достаточным, чтобы пустить его на продажу.

Да, каждое плавание лейтенанта было отмечено либо приобретением нового опыта, либо каким-нибудь новым рискованным предприятием,

В памяти госпожи де Шамплер хороводом кружились то какие-то имена — господина де Тронжоли, губернатора де ла Брийана, бальи де Сюфрена, то названия кораблей, на которых служил лейтенант — «Неуловимый», «Маркиз де Кастри», «Поставщик», «Клеопатра»… Лейтенант привлекал внимание командиров своей безоглядной отвагой в открытом море, его жена вела борьбу с эпидемиями и стихией, старалась свести на нет потравы, которые наносили плантациям ураганы и саранча.

Но вот дети обзавелись семьями и на протяжении нескольких лет у нее была передышка. «Я перестала трястись, — подумала госпожа Шамплер. — Я словно вошла в гавань и почувствовала себя в безопасности». Потом уехал виконт де Суйак и его место занял кавалер д’Антрекасто. Между губернатором и лейтенантом возникла тесная дружба, основанная на взаимопонимании и обоюдном почтении. «В них было так много общего, что я должна была понимать: они неизбежно пойдут по одной и той же дорожке», — сказала себе госпожа Шамплер. Теперь ей вспоминалась всякая всячина: то появление в их жизни Кетту, то визит губернатора, предложившего им контракт на государственную поставку свежего мяса, а то вдруг всплывали слова лейтенанта: «Я за тебя спокоен». Она глубоко вздохнула.