Фокусник (сборник рассказов) - [2]

Писатель Эрвин Лазар протестует против «змеиной мудрости» всем своим творчеством, всей своей красочной и разноликой прозой, обращенной с великим доверием и к взрослым, и к детям. Его героям внятно всякое чудо, кипучая творческая фантазия для них есть просто форма существования, зеркально верное отражение бытия. Эти герои самим своим умением — или, лучше сказать, даром?! — увидеть в собственной квартире синюю лошадь, да так ярко увидеть, что даже строгий «следователь из важного учреждения» почует лошадиный дух, протянет руку, чтобы ухватить ее мелькнувшую на стене синюю гриву, — эти герои противостоят бездуховному миру прагматиков, людей-роботов, неспособных взлететь мечтою над буднями, увидеть просторы и дали, хотя бы просто удивиться.

Неспособность удивляться в глазах Э. Лазара есть не маленькая слабость или недостаток, это великая беда, несчастье, сравнимое разве что со смертью. Ибо не удивляться каждодневно чуду жизни, солнцу, цветам, всему нерукотворному и рукотворному в мире означает уже по сути и не жить. Это означает, что полнота жизни, ее восторги и ужасы мало-помалу тускнеют в привычной рутине, человек теряет себя, перестает ощущать самое природу («Пять, шесть, семь»).

Обычно Эрвин Лазар пишет о таких людях без сарказма, он даже улыбается им лукаво, и жалеет их, и очень хотел бы открыть им глаза. Капкан, сотворенный воображением мальчугана посреди корчмы, становится пробным камнем для взрослых: кто способен вернуться в детство, «попасться» в капкан, тот жив душою и светел, но кто перешагнет его равнодушно, не заметив, не обрадовавшись… да, этого можно разве что пожалеть («Капкан»). Только в рассказе «Фокусник» писатель закипает истинным гневом против чванливой, упоенной своим эфемерным всезнайством, равнодушно-самоуверенной толпы. Она видит чудесные превращения, совершаемые у нее на глазах, заранее согласная быть обманутой, одураченной, и единственная ее «мечта» — выведать пружины обмана, увериться собственными глазами, что обман он обман и есть, тут уж она и за денежками не постоит. Но тихий и скромный сосредоточенный человек на сцене, вдруг обидясь на пошлость этих тупых вымогателей тайн, предлагает безвозмездно показать свое мастерство, все как есть: не трюк, не обман — свое умение. Он-то знает: умение — высшее чудо. Но толпа обижена и разочарована: она хочет быть обманутой! Так незатейливая эксцентрическая сценка оборачивается притчей, зовет поразмышлять о многом. Сказка — ложь, да в ней намек…

Горечью и печалью написана эта маленькая красноречивая новелла. Писателя не оставляет тревога: слишком часто приходится видеть, как слепота и глухота окружающих губят, сбивают с ног талант, бескорыстно ставящий себя на службу людям. Эта тема, сливаясь с темой вольного полета человеческой фантазии как некоей движущей силы, часто возникает в творчестве писателя. Она отчетливо слышна в рассказах «Большая птица», «Полоумный колодезник», во многих других. То поверженные, то побеждающие, фантасты и мечтатели Эрвина Лазара оказываются вовсе не чудаками не от мира сего — именно они болеют за «сей мир» всей своей открытой душой, именно они, не жалея себя, всегда готовы подставить плечо, твердо веря, что только усилие каждого, сколь бы ни было оно малым в отдельности, способно уберечь самое жизнь на земле. Не смейтесь же над «странными» людьми, окрыленными мечтой, говорит Эрвин Лазар своими рассказами-притчами, ведь это они приоткрывают завесу над завтрашним днем человечества, они, спотыкаясь не раз и не два о непонимание, равнодушие, эгоизм, вновь и вновь находят в себе силы служить людям — не таков ли и Прометей из рассказа «Огонь»?

Эрвин Лазар писатель светлый и радостный. Но Эрвин Лазар в то же время и «грустный Будда» — как назвал он один из своих сборников, — с печалью взирающий на «роботизацию» людей, почти добровольную, людей, которые бездумно рвут животворную пуповину, тем отдирая себя и от природы, и от собственного детства, этой удивительной поры, когда всё — сама правда и естественность, когда любой вымысел полнится пьянящими соками жизни, а жизнь увлекательна и так дивно богата надеждой… Вот с этим разным, но внутренне цельным Эрвином Лазаром, прекрасным венгерским писателем, мы и хотим познакомить советского читателя.

Елена Малыхина

Фокусник

Готовить гимнастический зал к представлению артисты принялись за час до начала. Сквозь окна, почти достигавшие потолка, но давно не мытые и вдобавок затянутые проволочной сеткой, внутрь едва пробивался тусклый серовато-голубой свет, хотя на улице еще вовсю сияло солнце. Пришлось зажечь лампочки, что свисали на длинных шнурах с невероятной высоты. Накрытые черными колпаками, они разбрасывали вокруг скупые рассеянные лучи.

Работы хватало всем, в том числе и директору. Один лишь фокусник сидел в центре зала на ветхом, заляпанном краской стуле и задумчиво курил. Худое лицо его временами подергивалось, и тогда на лбу и щеках проступали морщины, выдавая внутреннее напряжение. Подумать, будто фокусник отлынивает от общей работы, — такое, похоже, никому вокруг и в голову не приходило. Даже в том, что сел он в самом неподходящем месте, посреди зала, никто не упрекнул его ни словом. Артисты молча обходили фокусника, сгибаясь под тяжестью тумб, из которых у дальней стены сооружали сцену, молча же волокли туда видавшие виды подкидные доски.