Фокусник из Люблина - [19]

Шрифт
Интервал

Это было просто чудо, что колеса не застряли в грязи. Вода доходила лошадям по самое брюхо. Все же так ли, этак ли лошади не сбились с дороги, фургон наконец-то в Макове. Однако там не было ни корчмы, ни заезжего дома. Яша направил лошадей во двор синагоги. Дождь прекратился, прояснилось небо. В лучах восходящего солнца плыли на запад облака. Их края светились, как неостывший пепел в костре. При этом освещении лужи и сточные канавы рдели, как кровь. Поставив на дворе лошадей и фургон, Яша повел Магду в бейт-мидраш, чтобы немного обсушиться. Это, конечно, нехорошо — привести сюда шиксу, католичку. Однако же другого выхода не было. Магда уже начала кашлять и чихать.

Снаружи занимался день, а здесь была еще темень. В меноре трепетала свеча. У самого возвышения сидел старый еврей и читал нараспев из толстого молитвенника. Голова старика будто бы подернута пеплом. «Что он тут делает, хотел бы я знать? — подумал Яша. — Или я уже так много позабыл из прежнего?» Он кивнул старику, и тот кивнул в ответ, приложив палец к губам: это означало, что сейчас с ним нельзя говорить. Магда села на скамью у печки, Яша повернулся к ней. Оба промокли до нитки, сухого места не осталось. Надо было теперь ждать, пока все обсохнет у огня. Здесь было тепло. Лицо Магды светилось во мраке бледным пятном. С нее натекла целая лужа. Яша украдкой поцеловал Магду в лоб. Затем вернулся опять к возвышению, где хранились в арнкодеше[23] свитки Торы, располагались шкафы со святыми книгами, кафедра для кантора. С одежды капало, от нее подымался пар. Яша стоял перед восточной стеной, перед Скрижалями Завета — их поддерживали золотые львы, — и разбирал слова: «Я — Господь… Нет других богов… чти отца и мать… Не прелюбодействуй… Не убий… Не укради… Не пожелай…» Только что было темно, и вдруг все внутри залило пурпурное сияние, будто зажгли небесную лампу. Тут Яша вспомнил, что делает старик: отправляет полуночную службу — оплакивает разрушение Храма.

Вскоре стали подходить и другие, в большинстве старики, еле передвигающие ноги, седобородые. Господи Боже, Отец небесный, сколько же Яша не был в святом месте! Все тут внове для него, все не узнать: как они произносят слова утренней молитвы, как надевают талес[24], целуют цицес[25], разворачивают ремешки, накладывают филактерии[26]. Поразительно чуждое, все это, однако, было давно известно и привычно для него. Магда вернулась к повозке, как бы убоявшись всего чужого и непривычного. Яша пока остался. Он был частью этого мира, его корни — их корни, он плоть от плоти этого. Молитвы этих людей понятны ему. Один старик сказал: «Господи, Ты в моей душе…» Другой, медленно раскачиваясь, повествовал, как Господь приказал Аврааму принести в жертву сына своего Исаака. Третий вопрошал нараспев: «Что есть наша жизнь, Господи? Что есть наша вера? Откуда мы пришли? Все могущество человека — ничто, прах перед Господом. Слава людская — тщета перед Господом, труды человеческие напрасны, дни жизни — ничто перед Вечным…» Он произносил этот речитатив, будто жалуясь, и все глядел на Яшу, а думал о чем-то своем. Яша вдыхал запах воска, свечного сала и чего-то немного затхлого. Привычные с детства запахи: так было в синагоге во время дней Покаяния, когда он был еще мальчишкой. Маленький человечек с рыжей бородой подошел к Яше и спросил:

— Желаете помолиться? Принесу филактерии и талес.

— Спасибо. Меня там фургон дожидается.

— Не убежит фургон.

Яша дал ему копейку. Выходя, поцеловал мезузу[27]. В сенях увидал кадушку, где лежали рваные книги и порванные страницы святых книг. Порылся, вытащил какую-то. Быть может, здесь что-то о каббале? Неуловимый аромат святости исходил от книги. Наверно, хотя они и лежат здесь в кадушке, чтение святых книг не прекращается — они читают сами себя.

Некоторое время спустя Яша расположился на постой. Надо было обсушиться, починить фургон, смазать оси, задать корм лошадям. Следовало также поесть и несколько часов поспать. Так как Яша был с Магдой, то говорил по-польски и представился поляком. Они сели за длинный некрашеный стол. Еврейка с красными воспаленными глазами и острым волосатым подбородком принесла хлеб, творог, кофе с цикорием. Она заметила, как Яша совал в карман книгу, и спросила:

— Где это вы взяли, шановный пан?

— А, это? Нашел у синагоги. Это что? Священная книга?

— Отдайте мне, вельможный пан. Вы все равно не поймете, а для нас это святое.

— Хочу посмотреть, что это.

— Но как? Это же по-еврейски.

— У меня друг священник. Знает еврейский.

— Книга рваная. Отдайте, пан.

— Перестань, — проворчал ее муж на идиш.

— Не хочу, чтобы кто попало таскал святую еврейскую книгу, — огрызнулась жена.

— А что там написано? Как надувать христиан?

— Мы никого не надуваем, пан, ни евреев, ни христиан. Только честно зарабатываем кусок хлеба.

Сбоку отворилась дверь, и вошел мальчик — в пушистой шапочке, халатике нараспашку, из-под которого выглядывал арбанкафес[28]. Висели кисточки. Узкое вытянутое личико. Пейсы, скрученные, как мотки льняной пряжи. Он протирал заспанные глаза.

— Ба, дай молочка, — сказал мальчик.

— А ты умывался?


Еще от автора Исаак Башевис-Зингер
Рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мешуга

«Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня звали лгуном, — вспоминал Исаак Башевис Зингер в одном интервью. — Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же».«Мешуга» — это своеобразное продолжение, возможно, самого знаменитого романа Башевиса Зингера «Шоша». Герой стал старше, но вопросы невинности, любви и раскаяния волнуют его, как и в юности. Ясный слог и глубокие метафизические корни этой прозы роднят Зингера с такими великими модернистами, как Борхес и Кафка.


Последняя любовь

Эти рассказы лауреата Нобелевской премии Исаака Башевиса Зингера уже дважды выходили в издательстве «Текст» и тут же исчезали с полок книжных магазинов. Герои Зингера — обычные люди, они страдают и молятся Богу, изучают Талмуд и занимаются любовью, грешат и ждут прихода Мессии.Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня называли лгуном. Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же.Исаак Башевис ЗингерЗингер поднимает свою нацию до символа и в результате пишет не о евреях, а о человеке во взаимосвязи с Богом.«Вашингтон пост»Исаак Башевис Зингер (1904–1991), лауреат Нобелевской премии по литературе, родился в польском местечке, писал на идише и стал гордостью американской литературы XX века.В оформлении использован фрагмент картины М.


Корона из перьев

Американский писатель Исаак Башевис Зингер (род. в 1904 г.), лауреат Нобелевской премии по литературе 1978 г., вырос в бедном районе Варшавы, в 1935 г. переехал в Соединенные Штаты и в 1943 г. получил американское гражданство. Творчество Зингера почти неизвестно в России. На русском языке вышла всего одна книга его прозы, что, естественно, никак не отражает значения и влияния творчества писателя в мировом литературном процессе.Отдавая должное знаменитым романам, мы уверены, что новеллы Исаака Башевиса Зингера не менее (а может быть, и более) интересны.


Друг Кафки

Американский писатель Исаак Башевис Зингер (род. в 1904 г.), лауреат Нобелевской премии по литературе 1978 г., вырос в бедном районе Варшавы, в 1935 г. переехал в Соединенные Штаты и в 1943 г. получил американское гражданство. Творчество Зингера почти неизвестно в России. На русском языке вышла всего одна книга его прозы, что, естественно, никак не отражает значения и влияния творчества писателя в мировом литературном процессе.Отдавая должное знаменитым романам, мы уверены, что новеллы Исаака Башевиса Зингера не менее (а может быть, и более) интересны.


Шоша

Роман "Шоша" впервые был опубликован на идиш в 1974 г. в газете Jewish Daily Forward. Первое книжное издание вышло в 1978 на английском. На русском языке "Шоша" (в прекрасном переводе Нины Брумберг) впервые увидела свет в 1991 году — именно с этого произведения началось знакомство с Зингером русскоязычного читателя.


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.


Пятница, или Тихоокеанский лимб

Мишель Турнье не только входит в первую пятерку французских прозаиков, но и на протяжении последних тридцати лет является самым читаемым писателем из современных авторов — живым классиком. В книге «Пятница, или Тихоокеанский лимб» Турнье обращается к сюжету, который обессмертил другого писателя — Даниеля Дефо. Однако пропущенный сквозь призму новейшей философии, этот сюжет не просто переворачивается, но превращается в своего рода литературный конструктор, из которого внимательный читатель сможет выстроить свою версию знаменитого романа.


Литума в Андах

Живой классик латиноамериканского романа, перуанский писатель №1 – Марио Варгас Льоса (р. 1936) хорошо известен русскому читателю по книгам «Город и Псы», «Тетушка Хулия и писака» и др. «Литума в Андах» – это та сложная смесь высокой литературы, этнографического очерка и современного детектива, которую принято называть «магическим реализмом».Сложно остаться в стороне от политики в стране, традиционно для Латинской Америки охваченной братоубийственной гражданской войной. Литума, герой романа, – полицейский, которому поручено вести дела в небольшом поселке, затерянном в Андах, прикладывает все силы, чтобы удержаться в стороне от разворачивающихся событий, но в конце концов это не удается и ему.


69
69

Как в российской литературе есть два Ерофеева и несколько Толстых, так и в японской имеются два Мураками, не имеющих между собой никакого родства.Харуки пользуется большей популярностью за пределами Японии, зато Рю Мураками гораздо радикальнее, этакий хулиган от японской словесности.Роман «69» – это история поколения, которое читало Кизи, слушало Джими Хендрикса, курило марихуану и верило, что мир можно изменить к лучшему. За эту книгу Мураками был награжден литературной премией им. Акутагавы. «Комбинация экзотики, эротики и потрясающей писательской техники», – писала о романе «Вашингтон пост».


Лесной царь

«Лесной царь» — второй роман Мишеля Турнье, одного из самых ярких французских писателей второй половины XX века. Сюжет романа основан на древнегерманских легендах о Лесном царе, похитителе и убийце детей. Использование «мифологического» ракурса позволяет автору глубоко исследовать феномен и магическую природу фашизма…Роман упрочил славу Турнье и был удостоен Гонкуровской премии. В 1996 году по роману был поставлен фильм, главную роль в котором исполнил Джон Малкович.