Флорентийский волшебник - [65]

Глава шестая Еще один ангел

Весной – первой проведенной Леонардо в Милане весной – в мастерскую Амброджо де Предиса бурей, как и подобает матерому морскому волку, ворвался Никколо.

Леонардо в это время уже в седьмой раз набрасывал фигуры к заказанному алтарному образу. Швырнув прочь уголь, он сгреб в свои объятия хохочущего друга и подкинул его под самый потолок.

– Ну а теперь хватит! – засмеялся Никколо, ощутив на миг пол под ногами. – Что ты делаешь с достоинством человека! Еще хорошо, что семья моя не видит этого позора!

Зато теперь он, в свой черед, изо всех сил сжал Леонардо.

– Твои лапы – что железные тиски! – с удовлетворением признал художник, потирая бока.

– Поэтому-то, наверное, мне и боятся давать сына в руки. Я бы с ним вместе приехал, да и Хайлу забрал бы с собой, но наши чересчур осмотрительные соседушки и все повитухи Генуи воспротивились. По их мнению, мои крошки еще очень слабы. А ведь…

– Значит, сын родился?

– Вот, храню для тебя в кармане письмо, где черным по белому написано… Я уже сообщал тебе, что настало время моему синьору Чести возвратиться. Вот я и взялся доставить его сюда. Понимаешь, я бы и малыша своего прихватил, да не дали. Ох, если бы ты видел это существо! Такое пухленькое, одно слово, бутуз. И, если тебе это еще не известно, прими к сведению: зовут его Леонардо. И, само собой разумеется, ты ему приходишься крестным отцом – per procura. Твой подарок крестнику я заберу с собой. А сейчас меня интересует, что ты малюешь? Пока только этюд? А ну-ка? Очень даже можно разобрать. Это будет Мадонна? Не правда ли? А вот это – младенец! Ну точь-в-точь Хайла и маленький Нардо. А это кто? Еще один ангел? С тем нее успехом его можно принять за такого, как ты теперь, бородатого пророка. Тут еще у тебя полная неразбериха. Скажи, он получится таким, как тот… тогда?

– В таком же роде, только в миланском издании.

– Ну так вспрыснем же сие миланское издание!

Перед предложением весельчака Никколо нельзя было устоять. Да Леонардо не очень-то и противился. Он отложил в сторону все дела. Отбросил даже мысли о работе. Кутили втроем: Леонардо, его друг детства Никколо и Аталанте, охотно принимая в компанию всех встречных. Так безмятежно пролетела согретая солнечными лучами первая неделя мая. Шаловливые ветры несли с гор вместе с запахом сирени аромат полных приключений скитаний ушедшей юности…

Никколо прибыл в Милан, сопровождая своего хозяина, синьора Андреа Чести, чье разбитое параличом, немощное тело вдруг год назад обрело силу. С тех пор синьором Андреа снова овладели беспокойные мысли, побуждавшие его к еще более дерзким, чем некогда, предприятиям.

Видавшее виды, постепенно одряхлевшее судно «Санта-Кроче» он продал, но лишь после того, как построил другое. Свое новое трехмачтовое детище Чести назвал «Кораджо», что значит «отвага». И, само собой разумеется, капитаном его был назначен Никколо.

Андреа Чести явился теперь в Милан с целью убедиться в достоверности сообщения о том, что дружба между Лоренцо Медичи и Лодовико Моро находится в стадии охлаждения. Если это правда, то росту дома Чести ничего не препятствует. Следует только как можно скорее склонить Лодовико Моро к снаряжению большого судна и проведению совместной с Чести операции: их суда должны обогнуть Черную Африку и таким путем подплыть к берегам Индии. Синьор Лодовико лукаво и любезно сыпал словами, подававшими надежду на согласие. Он вел пространные переговоры со смелым новатором, пострадавшим от Медичи. Терпеливо выслушал даже капитана Никколо, который поведал ему о своем путешествии в Африку, развернув при этом добытые во Флоренции от доктора Тосканелли карты. Вскоре, однако, щедрый на средства и добрые советы Чести узнал, что правитель герцогства Миланского – таков был официальный титул Лодовико Моро – посвятил в планы кругосветного путешествия… Медичи.

Глубоко оскорбленный, Чести незамедлительно принял меры: упразднив свое миланское представительство, сдержанно простившись с синьором Лодовико, он тотчас же отправился назад, в Геную.

Насколько Леонардо был рад нежданному появлению своего друга Никколо, настолько же обрадовался, узнав о внезапном его решении отплыть. На это у Леонардо были особые причины.

В один из солнечных весенних дней он с Никколо и Аталанте побывал в Павии.

– Я должен взглянуть на новые постройки, – пояснил он свой отъезд Амброджо и всем прочим миланским знакомым.

У строящихся зданий, однако, трое добрых друзей задержались недолго. Они поспешили свернуть в один из переулков.

За полгода маленькая Лаура – то есть Катарина да Винчи, как теперь звали ее, – выросла и превратилась в красавицу девушку. Она нисколько не скрывала своей радости, когда после столь долгого отсутствия ее «любимый братец» все же явился к ней.

– Что и говорить, Катарина – преданная сестра! – сочувственно кивала головой вдова доктора. – Сколько рассказывала она мне про вас, мессер Леонардо! И как ждала!

Она тут же отвела в сторону художника и пожаловалась ему: в последние дни подле ее дома слоняются какие-то подозрительные личности. Нет, конечно же, не студенты, о них она бы и словом не обмолвилась (ведь это настолько естественно, что лоботрясы осаждают дом, у окон которого юная красавица поливает цветы). Эти люди даже справлялись о Катарине у соседей.