Флоренс и Джайлс - [4]

Шрифт
Интервал

Вы и сами можете легко догадаться, что случилось потом. В городе ее окружили и закружили книги, и музыка, и поэзия, и театр, и философия, и разные идеи, так что довольно скоро она понеслась под откос — возможно, стала пить, курить и предаваться всевозможным запретным радостям… Словом, закончилось все тем, что она решила, будто теперь превосходит умом и образованием моего дядю, стала смотреть на него свысока, а потом, разумеется, ушла к другому. Не помню точно, что из этого я и впрямь узнала и подслушала, а что допридумывала сама, но мне кажется, что именно так все и было.

Вот потому-то дядюшка стал яростным противником женского образования. Да и сам он основательно обескультурился, насколько я могла судить. Он закрыл Блайт-хаус, предоставил библиотеке плесневеть и гнить, а сам переехал в Нью-Йорк, где у него наверняка не было — не могло быть! — такого же количества книг. Я никогда не видела дядю и понятия не имела, как он проводит там время без книг, но часто фантазировала: вот он сидит в огромном кресле, с бренди и сигарой, с ввалившимися глазами на некогда красивом, а теперь трагически опустошенном лице, и, уставившись в пространство невидящим взглядом, без конца вспоминает, как образование испортило его возлюбленную и разрушило всю его жизнь. А я одиноко бродила по громадному пустынному дому, распахивала двери, поднимала пыль в необитаемых спальнях. Иной раз, растянувшись на кровати, я воображала себя тем человеком, который когда-то спал на ней. Так я постепенно населяла дом призраками, целым семейством, а когда сверху доносились непонятные звуки, я и не думала, что это мыши. Мне виделась маленькая девочка, похожая на меня, какой я была когда-то. Я представляла, как она, в нарядном белом платьице, с бледным личиком, кружится в танце на голых досках чердака.

Размышляя об этой маленькой девочке, в реальность которой я уже начинала верить, потому что в Блайт-хаусе, заброшенном и малолюдном, наверняка было множество призраков, я всякий раз невольно вспоминала игры, в которые мы прежде играли с Джайлсом. Чтобы не плакать, я старалась занимать себя и искала новые местечки, где мы с Джайлсом станем прятаться, когда он вернется на каникулы. Когда же это надоедало — а так случалось все чаще, — я зарывалась в книги в библиотеке, этом холодном сердце дома, которое мало-помалу становилось моим.

Как-то утром я удобно устроилась — помню это как сейчас — с «Тайнами Удольфо».[3] Прошло, как мне показалось, часа два или три, и я почти уже дочитала книгу, как вдруг услышала за окном мужской голос — он кого-то звал. Надо сказать, что в Блайт-хаусе звук человеческого голоса снаружи вообще большая редкость, потому что вне дома случалось работать только Джону, а у него, в отличие от меня, не имелось привычки разговаривать с самим собой. Обычно вокруг царила тишина, особенно после того, как уехал Джайлс и прекратились наши шумные игры, так что нужно было бы сразу насторожиться и пойти разузнать, в чем дело. Но я была так захвачена готической историей, что шум меня не заинтересовал, а только вызвал раздражение. Постепенно голос стал удаляться и затих где-то, а может, его унес осенний ветер, набиравший силу. Я проглотила еще несколько страниц и тут услышала шаги на лестнице, шаги нескольких человек. Они становились громче, приближались, направлялись ко мне, потом снова раздался голос, но на сей раз в доме. Это был голос Мэри, служанки, она звала: «Мисс Флоренс! Мисс Флоренс!» И тут дверь библиотеки распахнулась — это Мэри отворила ее, вновь и вновь выкликая мое имя.

Я так и замерла. К счастью, сидела я в большом кресле, повернутом к двери высокой спинкой, и это делало меня невидимой — при условии, разумеется, что непрошеный гость не углубится в библиотеку. Сердце колотилось у меня в груди. Если меня обнаружат, жизнь будет кончена. Не видать мне больше книг.

Затем раздался голос Мег:

— Да нету ее здесь, дурочка ты. Что бы ей тут делать? Да ей бы никогда этого и не позволили.

Я тихонько взмолилась, чтобы они не заметили книг с моими отпечатками на седых корешках, моих следов на пыльном полу.

— Да, пожалуй, ты права, — отвечала Мэри, — но должна же она быть где-то.

Звук закрывающейся двери. Звук выдыхаемого Флоренс воздуха.

Я осторожно прикрыла книгу и аккуратненько поставила ее на ту полку, откуда взяла. Прокравшись к двери, я прижалась к ней ухом и прислушалась. Ни звука. Проворно и тихо, как мышь, я приоткрыла дверь, выскочила, прикрыла ее за собой и припустила бегом по коридору, чтобы оказаться как можно дальше от своей святыни, если меня обнаружат. Я пробиралась к кухне, недоумевая, с чего бы поднялась такая суматоха. Должно быть, что-то случилось, раз меня начали искать.

Из гостиной доносились голоса, а я на цыпочках прошла мимо и юркнула в кухню. Мое появление прервало оживленную перепалку между Мег и молодой служанкой Мэри. Услышав, что дверь открывается, они обе замолчали и уставились на меня изумленно, но и с облегчением.

— Ох, слава богу, вы нашлись, мисс Флоренс, — сказала Мег, отряхивая с себя муку и вытирая о передник руки. — Где же это вы столько времени пропадали, а, юная леди? — Она кивнула головой в сторону больших часов, висевших на стене напротив плиты.


Рекомендуем почитать
Сборник "Рейнские рассказы"

Компилляция сборника фантастики "Рейнские рассказы" Эмиля Эркмана и Александра Шатриана (публиковавшихся под псевдонимом Эркман-Шатриан), выпущенного издательством "Польза" В. Антик и К° в 1910 году.Пер. с фр. Брониславы Рунт.Примечание: текст содержит элементы дореволюционной орфографии.Содержание:1. Реквием ворона 2. Невидимое око, или Гостиница Трех Повешенных 3. Воровка детей 4. Черная коса 5. Возмездие.


Предсказание астролога, или Судьба маньяка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Заброшенное кладбище

Жизнь бродячего театра обычно однообразна — постоянные переезды и концерты. Но однажды в маленьком городке семнадцатилетняя певица Изабелла Конрой случайно наталкивается на могилу своей тёзки, умершей в тот день, когда она сама появилась на свет. Что это — странное совпадение или некий знак? Да и смерть девушки была неоднозначной… Тогда Изабелла возьмётся разгадать тайну гибели чужого человека, не предполагая, к чему могут привести её поиски.


После рождества

Пародия на готические романы. Действие происходит в 1778–1779 гг. во Франции.


Мадемуазель де Марсан

Шарль Нодье — фигура в истории французской литературы весьма своеобразная.Литературное творчество его неотделимо от истории французского романтизма — вместе с тем среди французских романтиков он всегда стоял особняком. Он был современником двух литературных «поколений» романтизма — и фактически не принадлежал ни к одному из них. Он был в романтизме своеобразным «первооткрывателем» — и всегда оказывался как бы в оппозиции к романтической литературе своего времени.Максим Одэн, рассказчик новеллы «Адель», вспоминает о своем участии в деятельности тайного итальянского общества и о прекрасной мадемуазель де Марсан, которая драматично связала свою судьбу с благородной борьбой народов, сопротивлявшихся захватам Наполеона.


Старый английский барон

В издании представлен новый, полный и аутентичный, перевод «Старого английского барона» (1777) — романа английской писательницы Клары Рив (1729—1807), ставшего примечательной вехой в истории европейской готической прозы, которая пользовалась необыкновенной читательской популярностью в конце XVIII века и получила многоплановое и впечатляющее развитие в литературе двух последующих столетий. Обязанная сюжетным замыслом и некоторыми художественными приемами роману Горация Уолпола «Замок Отранто», который явился отправной точкой нового жанра, книга Рив долго пребывала в тени своего предшественника, а также сочинений Анны Радклиф, Мэтью Грегори Льюиса, Чарлза Роберта Метьюрина и других готических повествований более позднего времени.