Флоренс Адлер плавает вечно - [29]

– Блекуэлл предложил своих задатчиков. Эпплгейт оплачивает билет в один конец, вы, ребята, отправляетесь по домам, и все счастливы.

Айзек не мог сказать, что был счастлив, но все равно поднял бокал.

– За возвращение домой.

– И чтобы никогда не забыть болото.

Сопроводив гроб, Айзек мог отправиться домой. И он так и сделал – на несколько дней. Но если раньше Аллайанс казался ему просто тесным, после пяти лет в Уэст-Палм-Бич он стал удушающим. За годы отсутствия Айзека мать умерла, а отец стал медлительней, тише и неувереннее. Дом начал разрушаться, как и его отношения с человеком, который не понимал ни реактивного успеха Айзека, ни резкого финала его свершений.

Двадцатишестилетний Айзек был так беден, что сорок миль от Аллайанса до Атлантик-Сити вынужден был преодолеть пешком. Это заняло двенадцать часов. Он бы дошел до края земли, только бы сбежать от этой фермы и разочарованного выражения на лице отца, но оказалось, что ему нужно было добраться только до «Пекарни Адлера».

* * *

Айзек следил за медленным приближением отца и дочери с крыльца. Гусси убежала вперед, чтобы открыть ворота, и придерживала их, пока отец Айзека не зашел во двор.

– Принесешь дедушке глоток воды? – спросил он, когда приблизился к крыльцу, и она убежала в дом, хлопнув дверью.

– Гусси рассказала мне о Флоренс, – сказал он на идише.

Слышать имя Флоренс так далеко от квартиры тестя было странно. Аллайанс и Атлантик-Сити казались разделенными целым миром.

– Это был удар, – сказал Айзек.

– Ужасно.

– Она была хорошей пловчихой. Отличной даже.

– Я помню. Как ты думаешь, что произошло?

– Никто не знает. Может, мышечный спазм. Или отбойное течение.

– И Гусси все видела?

– К сожалению, да.

– Бедная… – начал отец Айзека, но замолчал, когда Гусси вернулась на крыльцо, медленно вышагивая, чтобы не расплескать налитый до краев стакан воды.

– Можно и мне воды? – спросил ее Айзек. Она преувеличенно тяжко вздохнула, будто ее бесконечно донимали такими просьбами, и убежала обратно в дом.

– Как это приняла Фанни?

– Мы ей не сказали, – сообщил Айзек, внимательно следя за отцом и пытаясь прочитать на его лице реакцию. Конечно же, другие люди считали план Эстер нелепым.

Отец Айзека ничего не выдал, только спросил:

– Беременность такая опасная?

– Я задаюсь тем же вопросом. Я не знаю. Давление у нее немного повышенное, и мы не можем понять, что случилось, – Айзек замолк на мгновение, – в прошлый раз.

Кроме дюжины выживших детей у Фельдманов было несколько мертвых. Айзеку в голову не приходило спрашивать родителей об этих детях до смерти Хирама, а к тому времени мать уже умерла, а отца подводила память. Были организационные вопросы, которые он хотел задать. Можно ли запланировать небольшие похороны для ребенка? Следует ли им сидеть шиву? Были и более личные вопросы. Когда пропадет боль в груди? Когда лицо сына перестанет стоять перед глазами по ночам? В итоге он не стал спрашивать отца ни о чем.

Гусси и Айзек сидели с отцом на широком крыльце дома до самого вечера, пока солнце не начало клониться к горизонту. Айзек пытался не отмечать недостатки – отслаивающуюся краску, гниющую обшивку, дерево, которое разрослось слишком близко к дому.

Когда появились комары, отец прошаркал внутрь, чтобы снять чолнт[19] с плиты. Он налил вина и развернул буханку ржаного хлеба, от которой уже было отрезано несколько кусков.

– Халы[20] нет? – спросил Айзек.

– Халы нет, – ответил отец, – но и этот пойдет.

Айзек задумался, как часто отец выбирался в Вайнленд за покупками и отметил для себя в следующий раз привезти продукты.

Айзек знал, что, если бы он не приехал, отец остался бы в синагоге отмечать конец Шаббата с хавдала[21]. К его чести, он не попытался вовлечь Айзека. Вместо этого он зажег свечу и зачитал молитву. И то и другое при жизни делала мать Айзека. Когда он запел Шавуа тов[22], к нему присоединилась Гусси. Элиягу Ханави, Элиягу Хатишби, Элиягу Хагилади. Бимхейра вйамейну, яво элейну, Им Машиах бен Давид. Илия Пророк, Илия Фесвитянин, Илия Галадитянин, пусть он скоро придет к нам с Машиахом, сыном Давида.

Они скромно поужинали переваренным мясом и картофелем, и Гусси уснула на диване в передней, потому что оба позабыли, что семилетних детей надо укладывать в постель.

Айзек сложил грязные тарелки на сушилку и вернулся за кухонный стол с пакетом ругелаха, бутылкой шерри и двумя маленькими бокалами.

– Как бизнес? – спросил отец и потянулся за пакетом.

– Нормально. Хорошо. – Айзек разлил шерри, позволив себе на каплю-две больше.

– Джозефу повезло, что ты его первый помощник.

Айзек поморщился. Это было тяжеловесное заявление, и отец, который отдал бы все, чтобы Айзек остался на ферме, знал это.

– Строго говоря, я глава продаж. Первый помощник – глава пекарни.

Отец широким жестом отмел попытку Айзека поскромничать и откусил большой кусок выпечки.

– Джозефу шестьдесят?

– Ближе к пятидесяти.

– И глазом не успеешь моргнуть, как станешь во главе всего, – уверенно заявил он.

Станет? Айзек часто об этом задумывался. Хотел ли он этого? Хотел ли этого Джозеф? Он никогда этого не утверждал. Айзек всю свою взрослую жизнь провел, пытаясь самостоятельно добиться чего-то. Когда он женился на Фанни, «Пекарня Адлера» казалась ему всего лишь надежным местечком для передышки. Он хотел оказаться в ее ловушке не больше, чем мечтал застрять на ферме. Но это было до того, как Джозеф расширил бизнес. Сейчас дела у «Адлера» шли отлично, и Айзек задумывался, сможет ли он всю свою карьеру провести в администрации, поддерживая мечту тестя. Он знал немало парней, которые глаз бы отдали за то, чтобы войти в семью с таким предприятием.