Флора и фауна - [79]

Любимые действительно не умирают, потому что любовь не знает смерти. Она единственная постигла секрет вечной жизни.

Глава 21

Я чувствовала себя мухой, запутавшейся в паутине его внимания, он как паук питал меня ядом — своей нежности и выпивал силы противостоять ей. Я не хотела привязываться, но понимала, что уже привязалась. Когда успела, как? Не знаю.

Весь день Бройслав не отходил от меня и все смотрел, обнимал, держал за руку. Я слабела, терялась под его взглядами и не могла себя найти. То, что было важно еще вчера, отчего-то казалось сегодня уже ненужным, более того, глупым и пустым. Он не расспрашивал меня о моей жизни, не лез в душу и тем все глубже проникал в нее.

Я понимала — еще сутки в таком духе и мне с ним не справиться, как уже не справиться со своим сердцем. И пришла к единственно правильному, как казалось, выводу: нужно сорвать с него маску мягкости и благородства, чтоб увидеть истинное лицо, ужаснуться и остыть. Нужен был четкий план — спонтанность с Бройславом не пройдет. Но выработать тактику и стратегию своего поведения днем я не смогла — он не давал, сбивал с мысли, расслаблял, направлял мышление в другое, неизвестное мне пока русло чувственных эмоций, когда-то пугающих меня впечатлений. Я ждала ночи, чтобы лежа в тишине и одиночестве, по привычке прокрутить прошедший день, выявить свои просчеты и просчеты объекта, вспомнить, на что и как он реагировал, и понять из того, что ему нравится, а что нет, понять суть его личности, характера и составить план действий сообразно уже имеющимся фактам. И бить, но уже точно в цель, в подсказанные, открывшиеся невзначай тонкие места, давить — на больное, брать — за живое, давать — что хочет.

Но план провалился с треском: Бройслав не отпустил меня и ночью. Без разговоров привел в свою спальню.

— Я привыкла спать одна, — заявила ему сухо.

— Я тоже, — заверил он, прижимая меня к себе. — Но теперь все изменилось — будем привыкать спать вдвоем.

— Я пинаюсь, — предупредила. Он засмеялся.

— Надеюсь, что у меня подобной привычки нет.

— А еще жутко храплю!

— Да что ты? — он смеялся, глядя мне в глаза, и при этом уже пробирался под рубашку, гладил бедра, расстегивал пуговицы на груди. — Арию храпа эта спальня еще не слышала. Будет интересно.

Я попыталась оттолкнуть его, но он лишь крепче обнял меня:

— Девочка моя, ты можешь противиться, можешь не противится, но ничего не изменится, поверь: мы будем жить вместе. Нас теперь двое — ты не одна, запомни это.

Ладно, получи первую торпеду в приоткрытый шлюз:

— Я уже жила с другими, но при этом оставалась одна. Они не были настолько навязчивы.

Лицо мужчины закаменело, взгляд ушел в сторону, видно, чтобы не пугать меня своей злостью. А она была, если судить по голосу:

— Я просил тебя, забудь прошлое, не упоминай о нем. Мне неприятно.

— Мне тоже неприятно твое общество.

— Неправда.

— Ты так решил?

Бройслав прищурился на меня и улыбнулся. О, эти его улыбки! Он словно заглядывал мне в душу, читал в ней, как в книге, и знал истину, что скрыта от всех, потому что принадлежит лишь ему. И радовался этому, и довольно улыбался, скрывая свои знания, и не верил моим словам.

Он отодвинулся, расстегнул манжеты, снял рубашку, начал расстегивать ремень на брюках:

— Значит, я тебе неприятен?

— Да, — заверила, во все глаза рассматривая его мускулистый торс, от которого исходила сила и привлекала в свой капкан.

— И не хочешь, — подошел ко мне, обнажившись.

— Не хочу, — решила быть твердой и на этот раз не поддаться, одержать хоть маленькую победу, правда, вряд ли над ним, ведь предстоящая битва была скорее с собой.

— Совсем? — провел по моим губам, обнял, снимая с плеча рубашку.

— Считаешь себя неотразимым?

— Даже не пытаюсь.

— Тогда перестань изображать сексуально озабоченного плейбоя.

Он засмеялся и, подхватив меня на руки, уложил на постель.

— Девочка моя, когда женщина не хочет мужчину, она не пожирает его взглядом, в ее глазах стоит холод, а не горит пламя страсти.

Бройслав навис надо мной, прошел ладонью от бедра к груди и зашептал с лукавой улыбкой на устах:

— Держу пари, ты хочешь меня.

— Не-ет, — а губы сами изогнулись в ответной улыбке, и глаза зачарованно смотрели в его зрачки, теплые, ласковые, в которых мне виделся целый мир, прекрасный, как рай, не знающий ни горя, ни печали, ни забот. Бройслав гостеприимно распахивал дверь в него, приглашал без всяких условий, но как легко было войти в него, доверившись, так и легко пропасть в нем. Я была не готова открыться столь же безоглядно, как это сделал он, не готова пустить его в свой мир, потому что в нем был ад, а он не равноценен раю.

— Ты ведешь себя как мальчишка.

— И чувствую себя молодым, — прошептал, лаская меня. Я невольно выгнулась: жарко, тесно, но как приятно быть зажатой его телом, отдаваться его рукам и губам. Почему? Ведь были у меня любовники не менее искусные, не менее сильные и привлекательные, но хоть бы раз у меня сильнее застучало сердце, не то что закружилась голова от их объятий. Я знала, как себя вести и прекрасно справлялась с ролями нимфетки, нимфоманки, скромницы или тигрицы, но разве чувствовало хоть что-то? Обычный театр: постель — сцена, маска страсти одета, роль отыграна, и она снята, брошена в стопку реквизитов.