Флора и фауна - [39]

— Даже не пыталась.

— Не лгите, — улыбнулся. Взгляд потеплел, сорвав с меня маску невинной девочки, и теперь почти любовался жестким прищуром и стальным блеском моих глаз.

`Любишь девушек с плеткой?

Нет, вряд ли. Тут что-то другое'.

— Вы решили изменить своей без пяти минут жене? И это еще до брака!

— Мы решили не торопиться. Подождать год, лучше узнать друг друга.

— Разумно, — кивнула, застегивая пуговицы, и подумала: зачем ты мне это говоришь? Чтоб передала по цепочке — отбой, ребята, мозги остаются на Родине?

— Я тоже так думаю. Галочка съездит ко мне, посмотрит, как я живу, потом закончит здесь свои дела, решит, насколько готова жить со мной, менять место жительства, и тогда мы узаконим наши отношения.

`Просто отчетная речь. Осталось стенографировать и поставить подпись. Аминь.

Прием, прием, бизон, я куропатка. Все слышали? Запишите и пошлите запись по цепочке!

— И что вы хотите от меня?

— Чтоб вы полетели с нами. Галочке будет скучно одной.

`Сейчас расплачусь от сочувствия. И кинусь ему на грудь, благодаря за щедрое предложение. Благодетель! Видит меня третий раз в жизни и готов взять на новообретенную Родину, чтоб унять ностальгию невесты, которую знает всего месяц, не считая четырех, что уложились в письма по инету'.

Жалко братья Гримм умерли — такую б сказочку по этой фантазии сочинили — шедевр!

— Мне можно сразу соглашаться? — усмехнулась.

— Можно, когда переоденетесь и отобедаете со мной.

— Хотите купить?

— Почему нет? Вся соль в цене товара. Один стоит шиллинг, другой миллион фунтов.

— Я предпочитаю евро.

— Это другой разговор. Сколько?

`Если он не агент и решил использовать меня как девочку по вызову, сдав на руки сутенерам, или узаконенную любовницу для себя — я смело могу воспользоваться его приглашением и уйти за границу в трио, под эгидой успешно выполненного задания или сопровождения гражданки Перетрухиной, чтоб она не осталась в туманной Англии навеки. А там скрыться от великого «махинатора» Сергеева я смогу. Криминал — самая последняя инстанция, в которую меня стоит вмешивать. Опасно для жизни. Один такой пытался, шестой год трансляцию пурги и колючей проволоки смотрит и еще пять будет лицезреть.

Что ж, придется соглашаться, пока ничего иного не подвернется. Хоть какой-то выход, пусть хлипкий, но шанс'.

— Смотря, за что, — бросила, двигаясь к выходу. — Возьмите топор.

— Понятия не имею, есть ли он у Гали вообще.

— Тогда крепкий нож.

— Хорошо.

Но, видно, с ножами было туго. Сергеев провалился на кухне, как канул в бездну. Я попинала ногой дверь, злясь больше на себя, Макрухина и свою неспокойную и грязную до одури жизнь, остолопов-филеров, мужчин и женщин, жителей всеобщего зоопарка, на отвратную погоду и еще более отвратительные перспективы, открывающиеся передо мной. Облегчения сражение с дверью не принесло, и я решила сорвать злость на Леониде. Вернулась и застала идиллическую картину: экземпляр мирно ворковал по сотовому и рассматривал очередное нашествие туч в окне, благополучно забыв и обо мне, и о ноже.

— Да, Галочка, ей лучше. Я пригласил Зою пообедать… Конечно…

Отстукал морзянку благоверной. Какое похвальное откровение!

Только не верю я ни в твою верность, ни в заботу, ни в любовь с уважением.

Я неслышно прошла в кухню, села на стол, чтоб было удобнее дотянуться стопой до мужчины и начала пальчиками осторожно вытаскивать его рубашку из-под ремня, периодически поглаживая его спину. Леня повернулся ко мне, во взгляде появились насмешка и удивление.

Я мило улыбнулась: простите, сэр, но что возьмешь с проказливого дитя, которое не ведает, что творит?

Сергеев усмехнулся и двинулся ко мне, жужжа в трубку, как влюбленный ос, всяческие нежности своей Галочке, а рука-то уже гладила мою ногу. Ах, леди Перетрухина, знали бы, чем занимается сейчас ваш поклонник!

Я обхватила его ногами и прижала к себе: ну-ка, что теперь сделаешь? Будешь ломаться или сдашься на милость инстинкта? А ведь хочешь меня, ой, как хочешь.

Мои пальчики уже залезли под рубашку и гладили живот.

Сергеев замер, зрачки расширились и задышали. Он быстро свернул разговор и, сложив трубку, сунул ее в нагрудный карман, навис надо мной, уперевшись руками в стол:

— Я могу не сдержаться.

— А я и не пытаюсь, — прошептала, ласково взъерошив его волосы. — Я люблю тебя. Ты такой сильный, надежный. Ты мужчина моей мечты.

Он почти верил, и чтобы избавиться от почти, я потянулась к его губам, накрыла их, требовательно и нежно проникая язычком в рот, и потянула мужчину на себя. Дыхание лорда участилось, руки сжали меня, и он сдался, приготовился отпраздновать победу. Вот тут я его, милого, и взяла — выставила резко колено, когда сэр послушно начал ложиться на меня. Удар пришелся под дых, и лорда мгновенно скрутило. Леня охнул и отпрянул, согнувшись.

— Ой! Больно, да? Я нечаянно! — изобразила дурочку.

Мужчина с минуту хватал ртом воздух и силился что-то сказать. А я не отказала себе в удовольствии опять же нечаянно ткнуть пальцами в ребра. Лорд булькнул и рухнул на стол, брякнув лбом о столешницу, зажал бок рукой.

Я легла удобнее, закинула ногу на ногу, ожидая, когда милый придет в себя и, внимательно изучая его позу, стриженный затылок и лебл, виднеющийся на вороте рубахи — Barbary. Хорошая английская фирма. Прошлый объект, которого я посетила в Лондоне, очень ее уважал.