Флинн при исполнении - [66]

— Керосин? — шепнул Флинн.

— Да.

— О'кей, — прошептал Флинн, увидев, что Хевитт двинулся по опушке вдоль грязной размытой дороги. — Теперь за мной, Коки. Только старайся держаться на приличном расстоянии.

— Мне за тобой и без того не поспеть.

— К тому же, Коки, подозреваю, что и сам старина Хевитт не хотел бы, чтобы ты оказался у него на мушке.

И Флинн оставил Коки у валуна.

А сам двинулся следом за Хевиттом, но параллельно ему и на значительном расстоянии, стараясь держаться кустов и деревьев на опушке возле домика. Шагая, он не слишком высоко поднимал ноги, просто проталкивал их через снег. Носки сапог упирались то в камни, то в корни деревьев, но Флинн ни разу не споткнулся и не упал.

Выйдя к дороге, он затаился за деревом и стал ждать. Вот Хевитт появился на дороге, и Флинн так и замер. Хевитт шел по снегу легко и свободно, с той же непринужденностью, с какой вышагивают горожане по тротуару в июне.

Ружье, что было при нем, оказалось дробовиком.

Пройдя мимо Флинна по дороге, Хевитт приблизился к зданию клуба и остановился. Огляделся по сторонам. Очевидно, он все же заметил следы, оставленные Флинном и Коки при пересечении дороги по пути к его домику. «Наверное, сейчас, — подумал Флинн, — Хевитт соображает, сколько снега успело выпасть и насколько они свежие, эти следы».

Какое-то время Хевитт явно колебался. Поглядывал по сторонам, прислушивался.

Потом двинулся дальше.

Флинн решил, что видел и знал достаточно, чтобы преследовать Хевитта уже в открытую, преградить ему путь.

Ночью, в темноте, этот человек направлялся к клубу с дробовиком и ведерком, полным керосина.

— Хевитт! — громко окликнул Флинн.

И побежал по дороге, по следам, оставленным Хевиттом.

Следы сошли с дороги влево, пересекли канаву и потянулись к лесу. Там, среди деревьев, находилась тропинка, ведущая в гору.

На полпути вверх по склону Флинн вдруг споткнулся и упал на четвереньки. Поднял голову и крикнул:

— Хевитт! — Возможно, Хевитт подумал, что он, Флинн, призывает вернуться его в домик.

Поднявшись, Флинн бросился бежать что было сил.

И вскоре оказался на заднем дворе клуба, там, где на лужайку выходила дверь с крыльцом. Света в окнах кухни видно не было.

На крыльце кто-то задел гонг. Совсем легонько, лишь прикоснулся к нему. Но гонг все равно откликнулся глухим гудением.

Человек, притаившийся под ним, выпрямился в полный рост.

Флинн устремился к крыльцу.

Хевитт поливал керосином крыльцо и заднюю стенку дома.

Услышав Флинна, он обернулся и выронил ведро. И схватил дробовик, что стоял прислоненным к гонгу.

И одним прыжком преодолел несколько ступеней, что вели с крыльца вниз. Дробовик он держал наискосок, поперек груди. И походил при этом на гребца в каноэ, который загребает веслом то с одной, то с другой стороны.

Оскальзываясь на снегу, Флинн приподнял левую руку. И громко закричал.

Но левая рука осталась целой и невредимой. И выстрела не последовало. Хевитт ударил его прикладом ружья по голове, чуть выше левого уха.

Падая, Флинн подумал: как, должно быть, будет приятно прикосновение снега к месту, где пульсировала боль.

Но он так и не почувствовал этого прикосновения…

Сначала он услышал треск пламени. Затем — возбужденные возгласы вьетнамцев.

Кто-то поддерживал его за плечо, в сидячем положении. Флинн сидел на снегу, развернувшись лицом в противоположную от дома сторону. На затылке ощущалось прикосновение теплой руки.

Высокие пляшущие языки пламени окрашивали снег вокруг красными и желтыми отсветами.

Рядом из снега торчали тощие босые ноги.

Тонюсенький голос спросил:

— Вы о'кей?

Флин кивнул и тут же пожалел об этом — голову пронзила страшная боль.

— Да. О'кей.

Руки ощупали его шею… Босые ноги пронеслись мимо по снегу, точно две маленькие птички.

По-прежнему не поднимаясь, Флинн огляделся.

Вокруг суетились с полдюжины шустрых и мелких вьетнамцев. Прислуга с кухни. Смуглые обнаженные руки так и мелькали, кожа отливала в свете пожара красно-коричневыми оттенками. Они набирали пригоршни снега и швыряли их в огонь. Пламя лизало стены у крыльца и уже подбиралось к деревянным опорам, поддерживающим крышу. Из-под самой крыши валил дым. Окна кухни были теперь освещены, дверь распахнута настежь. Пламя так и пожирало старое сухое дерево. Вьетнамцы носились по двору, как безумные.

Пока Флинн наблюдал за всем этим, обрушилась одна из сторон дубовой рамы, внутри которой был подвешен гонг. С диким грохотом рухнул на крыльцо огромный металлический цилиндр. И под собственным весом начал сползать вниз, в снег, увлекая за собой все, что осталось от рамы.

Вьетнамцы радостно заверещали.

Вообще, похоже, кухонная прислуга воспринимала пожар как некий праздник. Босоногие, они так и носились и прыгали по снегу, словно в ритуальном танце.

Тут обрушилась крыша крыльца, что только подбавило веселья. Правда, снег, находившийся на ней, немного притушил огонь.

Флинн уперся руками в снег и медленно встал на колени. Еще один болезненный рывок — и вот он уже на ногах. Стоит и слегка пошатывается.

К горлу подкатывала тошнота. Он осторожно ощупал шишку над левым ухом. И продолжал наблюдать, как вьетнамцы борются с огнем. Рама кухонного окошка дымилась. Стекло лопнуло.