Флинн - [41]

— Хорошо.

Флинн попробовал только что сваренный Элсбет суп. Каждый день она готовила новый.

— Я нашел скрипку Рэнди. В ломбарде. Но забыл ее в машине.

Он намазал крекер сливочным сыром.

— Поверишь ли, министр иностранных дел Ифада, Рашин-аль-Хатид, под чужим паспортом улетел в Лондон рейсом восемьдесят авиакомпании «Зефир эйруэйз». Сидел он в семнадцатом ряду, кресло А, В или С.

— Это невозможно.

Сев напротив мужа, Элсбет пригубила суп.

— И ты так считаешь?

— Мало соли, — вынесла вердикт Элсбет. — Дженни, передай отцу соль.

Глава 27

— Михсон Таха? — осведомился Флинн.

Мужчина, открывший дверь «люкса», настороженно оглядывал Флинна.

В белой рубашке, застегнутой на все пуговицы, без галстука, крепкий, широкоплечий мужчина с толстой, мускулистой шеей.

Такой в секретари не годился.

— Нет, конечно. Вы — Назим Салем Зияд.

Мужчина начал закрывать дверь.

Флинн сильно пнул ее, дверь выскользнула из рук Зияда, отбросила его в гостиную.

Флинн переступил порог.

— Прошу меня извинить, но мне надо поговорить с министром. Моя фамилия Флинн.

Все утро он объезжал службы безопасности различных первоклассных отелей Бостона, всюду показывая паспортные фотографии Михсона Тахи, Назима Салема Зияда и Рашин-аль-Хатида, задавая один и тот же простой вопрос: «Не вселялись ли в ваш отель трое мужчин, путешествующих вместе, под любыми фамилиями, в ночь с понедельника на вторник или чуть позже?»

Просматривались регистрационные книги, опрашивались портье и коридорные.

В одном отеле Флинн познакомился с президентом одного из канадских банков, которого сопровождали секретарь и шофер.

Наконец в одном из самых новых и дорогих отелей Бостона, «Королевском», портье сообщил Флинну, что трое мужчин прибыли во вторник утром, между половиной четвертого и четырьмя утра, и сняли «люкс». По фотографиям Флинна опознать их никто не смог. Завтракали, обедали и ужинали мужчины исключительно в «люксе».

В регистрационной книге они значились под фамилиями Десмонд, Эдуардс и Франчини.[16]

— О-ля-ля, — промурлыкал Флинн. — Мы их нашли.

Флинну потребовалось несколько минут, чтобы убедить босса службы безопасности отеля «Королевский» не сопровождать его к «люксу», который занимали мужчины.

Причины своего интереса к этой троице Флинн объяснять не стал.

«Люкс» состоял из гостиной, двух спален и ванны. Через открытую дверь одной спальни Флинн видел две разобранные, сбитые постели.

Дверь второй спальни была закрыта.

Мужчина, сложением пожиже Назима Салема Зияда, в пиджаке и при галстуке, поднялся с дивана. Он проглядывал свежий номер «Плейбоя».

— Вы — Михсон Таха, — в голосе Флинна не слышалось вопросительных интонаций.

— А кто, позвольте спросить, вы?

— Раз я сюда пришел, значит, так надо.

Когда Флинн открывал дверь второй спальни, Михсон Таха схватил его за плечо.

Каблуком правого ботинка Флинн врезал ему по голени.

Михсон тут же убрал руки с плеча Флинна.

Рашин-аль-Хатид, министр иностранных дел Ифада, сидел на кровати, подложив под спину подушки, и читал старую, в кожаном переплете книгу.

— Добрый день, ваше превосходительство. — Флинн плотно закрыл за собой дверь. — Рад видеть вас в полном здравии.

Его превосходительство смотрел на Флетча поверх книги. Молча.

На нем тоже была белая рубашка, застегнутая на все пуговицы.

Никаких вещей в спальне Флинн не обнаружил.

Вещи остались в самолете.

Когда Флинн двинулся к изножию кровати, дверь в спальню вновь открылась.

Вошли Назим Салем Зияд и Михсон Таха.

Встали по обе стороны двери. Михсон Таха потирал ушибленную голень.

— Мне вменена печальная обязанность расследовать взрыв самолета, вылетевшего в Лондон рейсом восемьдесят авиакомпании «Зефир эйруэйз» в ночь с понедельника на вторник.

— Ужасный инцидент в долгой и ранее безупречной истории пассажирских перевозок, — отметил министр.

— Пятно, — согласился Флинн. — Пятно на репутации.

Министр положил книгу на живот.

— Мне хватило мудрости не лететь этим рейсом.

— Я знаю, — кивнул Флинн.

— Мы поднялись на борт самолета в твердом намерении улететь в Лондон, — устало продолжил министр, — в полной уверенности, что к нам отнесутся с должным почтением, но были жестоко разочарованы в своих надеждах.

— Вас хотели посадить на семнадцатый ряд, — уточнил Флинн.

— Да. Эти молодые дамы, которые рассаживали нас, сказали, что ничем не могут нам помочь, поскольку нас трое и мы путешествуем вместе. Одна из них сказала, что, возможно, ей удастся посадить нас на другие места, но только после взлета, но я, разумеется, не мог на это согласиться. Да и вообще эти молодые дамы едва замечали нас, потому что во все глаза смотрели на молодого человека, вошедшего в салон сразу за нами. С заклеенным пластырем лицом, машущего кулаками и назойливо повторяющего одно слово — «пеппеминт».

— Поэтому вы покинули самолет, — подытожил Флинн.

— У меня не было иного выбора, кроме как принять такое решение. В моих краях семнадцать считается самым несчастливым числом.

— Как у нас тринадцать, — кивнул Флинн.

— Ваше отношение к числу тринадцать основано на заблуждениях.

— И я всегда придерживался того же мнения, — согласился Флинн с его превосходительством.

— Я вообще не полетел бы на самолете, в салоне которого есть семнадцатый ряд. И то, что «Зефир эйруэйз» предложила мне лететь на таком самолете, можно истолковать однозначно: эта авиакомпания продемонстрировала полное пренебрежение к мудрости моего народа. Оскорбила нас до глубины души. — Его превосходительство улыбнулся своему помощнику: — И я крайне признателен моему секретарю, который указал на номер того ряда, в который нас хотели усадить. Иначе я бы ничего не заметил. Я просто не ожидал подобного безобразия.