Флейта для чемпиона - [2]

Так… Исповедь Болотникова кое-что прояснила. Болотников ещё не был завзятым марафонцем, но это был уже тренированный спортсмен, за его плечами было второе место в тридцатикилометровом пробеге и сотни вёрст тренировочных забегов. И если нам теперь набросать сетку его исповедальных слов на бег греческого (нетренированного!) гонца — уже многое можно почувствовать и понять… Скорее всего, гонец сразу же рванулся к Афинам что есть духу, хотя марафонцы поначалу не торопятся."…Марафонцы не спешат, они растягиваются по битумной дорожке длинной вереницей. В отличие от отчаянных ребят-средневиков, марафонцы не борются за место у бровки, не расталкивают соперников локтями, не наступают друг другу на пятки. Марафонцы мудры и понимают, что старт не решит ничего…"

Теперь спустя после марафонской битвы (1980 лет нашей эры + 500 лет до нашей эры = 2480 лет), значит, спустя 2480 лет можно понять, что происходило с греческим гонцом по дороге из Марафон в Афины: да, вероятно, то же самое, что и с Болотниковым — у гонца также подгибались ноги, плыла дорога перед глазами. В голову лезли мысли: вот упаду сейчас и умру, даже если остановлюсь, всё равно умру… Тем более, оказывается, что темп бега сбросить — это уже снова, по словам Болотникова, невозможно: "…к 10-му километру несколько человек так взвинтили темп, что караван растянулся на добрый километр. Темп лидеров губителен для них самих, они это прекрасно знают, но сделать уже ничего не могут — резко менять ритм ещё хуже".

Но и это ещё не всё. Бегуна подстерегает ещё одна катастрофа, и называется она у бегунов так: спортсмен "встал". Он ещё продолжает бежать, но так, еле-еле и уже ничего не соображает. Причём это может случиться даже после сорока километров. Всё было хорошо, точнее, мучительно хорошо и вот хуже некуда: бегун "встал". Может, и это состояние перенёс греческий гонец?.. Может быть. Вполне может быть. Теперь обратимся за справкой к энциклопедии, вот что там говорится об этой дистанции: "…марафонский бег предъявляет большие требования к физической и моральной подготовке спортсмена. Непрерывный бег в течение двух с половиной — трёх часов со средней скоростью 16–17 километров в час по силам лишь спортсменам, обладающим отличным здоровьем, большой выносливостью, твёрдой волей, умением рассчитывать и распределять свои силы. Для участия в марафонском беге требуется длительная систематическая тренировка при соблюдении строгого режима в течение ряда лет. В связи с большой нагрузкой, в марафонском беге разрешается участвовать лицам не моложе 22 лет".

Так. Вот теперь, наконец-то, мне ясно почти всё, вся картина. Теперь окончательный репортаж самочувствия греческого воина может быть примерно таким: "…бегу и наслаждаюсь. Очень легко бежится, и… не заметил, как гора Китерон скрылась из глаз… чувствую себя легко… сил-то много в запасе… Интересно, сколько я пробежал? Наверное, стадии 24 (это примерно 4600 метров), ещё стадии через 24 "стало труднее" и… ещё несколько стадий… А тут ещё солнце палит… Наконец-то вот и Афины, показались совсем близко, а силы меня оставили, что-то ноги подгибаются… Вот и Афины! Ещё несколько стадий… Вот упаду сейчас и умру!.. Городская площадь — рукой подать… Если остановлюсь — всё равно умру… Горожане! Сенаторы! Лестница!.. "Радуйтесь! Мы победили!"

И всё! И смерть!..

Тяжело бряцая щитом, гонец скатился по лестнице на раскалённые плиты площади.

Это случилось со мной в Москве в институте театрального искусства, где я после армии продолжал свою учёбу на втором курсе режиссёрского факультета.

Пять лет назад занятия оборвались из-за войны с фашистской Германией.

К концу учёбы на третьем курсе у меня появилась сильная головная боль. Я пошёл к доктору, он выслушал мои жалобы, измерил давление: давление было очень повышенным.

— Как вы учитесь? — спросил меня доктор

— На пятёрки, — сказал я. (К этому времени я уже получал государственную стипендию.)

— А что делаете после учёбы?

— По вечерам выступаю в концертах.

— А по ночам?

— А по ночам я пишу.

— Пишете?

— Да… я пробую свои силы в литературе… Пишу фельетоны, интермедии, смешные сценки для Аркадия Райкина, для Леонида Утёсова.

— А когда же вы отдыхаете?

Я подумал и ответил:

— Когда отдыхаю?.. Никогда… У меня нет времени отдыхать…

Доктор попался мне не мыслитель, не психолог и не учитель. Он отделался от меня общими фразами об учёбе, о нагрузках и разгрузках… Выписал какие-то лекарства. А будь на его месте я, но не тогдашний я — молодой, а теперешний, обученный и сладким и горьким опытом жизни, то между мною, доктором, и мною, студентом, произошёл бы разговор, который я бы начал так же издалека, как я начал эту книгу. Я бы рассказал и о марафонской битве, и о гонце, крикнувшем: "Радуйтесь! Мы победили!" — и упавшем замертво на плиты раскалённой площади, и рассказал бы о беге Петра Болотникова на 42 километра и 192 метра и о его самочувствии.

И когда бы я, студент, с повышенным давлением и сильной головной болью, спросил бы себя, доктора: "Зачем он рассказывает мне о марафонской битве, и о марафонском беге, и о самочувствии Петра Болотникова на марафонской дистанции, то я бы, доктор, сказал: