Флейта Аарона. Тень в розовом саду. Прусский офицер. Солнце - [24]

Лилли пошарил в кармане и дал полисмену полкроны. В то же время он следил за Аароном, который с тупым видом сидел на диване, бледный, почти не сознавая, что делалось кругом.

— Вам нехорошо, Сиссон? — спросил он тревожно.

Аарон взглянул на него из-под отяжелевших век и еле кивнул головой.

— Не лечь ли вам в постель? — предложил Лилли Аарону, заперев за полисменом дверь.

Аарон отрицательно покачал головой.

— Право, я бы лег на вашем месте. Вы можете оставаться здесь, пока не придете в себя. Я совершенно один, так что вы никому не мешаете.

Но Аарон опять впал в полубессознательное состояние. Лилли поставил большой чайник на газовую плиту, а маленький — на угли камина, потом подошел к изголовью Аарона. Он был встревожен. Он опять взял руку Аарона и пощупал пульс.

— Я уверен, что вы больны. Вам необходимо раздеться и лечь.

Он стал на колени и принялся развязывать своему гостю башмаки. В это время чайник закипел: Лилли налил в бутылку горячей воды и положил ее в постель.

— Давайте-ка снимем пальто, — сказал он застывшему в неподвижной безучастности Аарону.

Ценою больших усилий Аарон был, наконец, раздет и уложен в постель. Лилли принес ему чаю. С мрачной покорностью гость взял чашку и стал пить, поглядывая на Лилли тяжелыми, тусклыми глазами.

— Я поддался ей, поддался… Иначе я не был бы в таком виде, — едва внятно пробормотал он.

— О ком вы говорите? — спросил Лилли.

— Я уступил ей, а потом плакал, думая о Лотти и детях. Я чувствовал, что у меня сердце разрывается, понимаете? Вот что довело меня до этого. Ничего бы со мной не случилось, если бы я не поддался ей.

— Кому? — еще раз спросил Лилли.

— Джозефина. Я чувствовал, что в ту минуту, когда полюблю ее, — я конченый человек. Так и случилось! На меня нахлынуло прежнее. Если бы я не поддался ей, все было бы хорошо. Я чувствовал это. Я чувствовал, как что-то перевернулось во мне в ту минуту, как я… Вот это и убило меня.

— Да нет же! Прежде всего успокойтесь.

— Я сам виноват, что уступил ей. Если бы я держался в стороне, желчь не разыгралась бы во мне, и я не заболел бы… И я знал, предчувствовал…

— Ну, довольно об этом. Выпили чай? Ложитесь хорошенько…

Лилли заставил Аарона лечь и укрыл его потеплее. Затем он засунул руки под одеяло и пощупал его ноги, — они все еще были холодными. Лилли поправил бутылку с горячей водой и укрыл больного вторым одеялом.

Аарон тихо лежал с серым осунувшимся лицом. Было что-то зловещее в успокоившихся чертах его лица. Некоторое время Лилли неслышно ходил по комнате, искоса поглядывая на него. Потом сел и стал читать.

Спустя немного времени он услышал стоны, первое дыхание и возню на кровати. Он подошел. Глаза Аарона были открыты и глядели мрачно.

— Хотите теплого молока? — спросил Лилли.

Аарон чуть покачал головой, точно не замечая его.

— Воды?

То же, еле заметное отрицательное движение.

Лилли написал записку доктору, зашел в контору, находившуюся в том же этаже, и попросил служащего, через несколько минут кончавшего работу, занести записку. Когда он вернулся, Аарон все еще не спал.

— Вы здесь один? — спросил больной.

— Да. Моя жена уехала в Норвегию.

— Совсем? Навсегда?

— Нет, — засмеялся Лилли, — на несколько месяцев. Она вернется сюда. А, может быть, мы встретимся в Швейцарии или еще где-нибудь.

Аарон помолчал.

— Вы не поехали с ней? — произнес он, наконец.

— Повидаться с ее родными? Нет, я не думаю, чтобы им так страстно хотелось меня видеть, а мне не слишком хотелось ехать. Зачем собственно? Женатым людям полезно иногда разлучаться.

— Да, — сказал Аарон, глядя на него потемневшими лихорадочными глазами.

— Я терпеть не могу супругов, которые являют собой нечто нераздельное, как два ореха в одной скорлупе.

— Я тоже их презираю, — сказал Аарон.

— Джозефина вас обольстила? — спросил Лилли.

— Вот именно! — мрачно ответил Аарон. — Она не придет сюда, не правда ли?

— Нет, если только я ее не позову.

— Вы ее не позовете, надеюсь, — иначе я…

— Не позову, если вы не хотите.

— Да, я не хочу.

Жар сделал Аарона наивным и общительным, что было совсем не в его характере. Он сознавал, что изменяет себе, знал, что не владеет собой и чувствовал себя от этого несчастным.

— Я останусь здесь на ночь, если вы ничего не имеете против, — сказал он.

— Ну разумеется, — ответил Лилли. — Я послал за доктором. Я думаю, что у вас «испанка».

— Вы думаете? — испуганно отозвался Аарон.

Наступило долгое молчание. Лилли стоял у окна и смотрел на темнеющий рынок.

— Мне придется лечь в больницу, если у меня «испанка», — услышал он голос Аарона.

— Нет. Если даже это протянется неделю или две, вы можете оставаться здесь. Мне все равно нечего делать, — сказал Лилли.

— С какой стати вы будете возиться со мной, — уныло ответил Аарон.

— Если захотите, вы всегда сможете отправиться в больницу или к себе домой, — успокоил его Лилли. — Вы успеете это решить в зависимости от того, как будете чувствовать себя утром.

— Мне не к чему возвращаться домой, — сказал Аарон.

— Если хотите, я пошлю вашей жене телеграмму, — предложил Лилли.

Аарон замолчал и в течение некоторого времени не проронил ни звука.

— Нет, — сказал он, наконец, решительным тоном. — Пусть лучше я умру.