Флешка - [6]

Филипп знал историю Фадеева: пару лет назад тот позвонил Матвею с известием о том, что умирает отец, хочет проститься. Матвей, посовещавшись с Яковом, к отцу не поехал – они так и не могли простить того, что он ушел, бросив их с матерью, когда старшему было десять лет. Отец скоро умер, о чем братьев известил все тот же Лев. Вот так, слово за слово, звонок за звонком, он наладил какой-то контакт со старшими сыновьями своего отца. Филипп видел, что Матвей и Яков только терпят Льва и думал, что и Лев не может этого не замечать. Однако Фадеев никуда не пропадал, да тут еще затеялись играть в футбол и Фадеев пришелся кстати – иначе не получилось бы играть четыре на четыре. В конце концов к нему все привыкли. К тому же, он был музыкант, играл в ресторане – в этот ресторан и ездили пить пиво: для Фадеева там делали скидку.

4

Разговоров, что по пути, в машинах, что уже в ресторане, только и было, что о выборах и о вчерашнем, в субботу прошедшем, митинге по поводу фальсификаций. В их небольшой компании разделились голоса – за «Единую Россию» были Алферовы (по работе) и Каменевы («а за кого еще голосовать?» – говорили они). Фомин был за ЛДПР (объяснял, что это единственный способ показать фигу), Варфоломеев проголосовал за эсеров, Филипп – за коммунистов. Фадеев с вызовом говорил, что не ходил на выборы и ходить не собирается. Теперь разделились и мнения по поводу митинга.

– Американцы этим уродцам платят, они и протестуют! – сказал Матвей Алферов еще по дороге в ресторан. Он вместе с Яковом и Фадеевым ехал в машине Филиппа – Филипп пить не собирался, поэтому сел сегодня за руль.

– То есть, никто нигде не ворует, кругом лепота и мы катаемся как сыр в масле? – поинтересовался Фадеев у брата с ехидцей в голосе. Матвей ехидцу почувствовал, повернулся к сидевшему сзади брату и наградил его уничтожающим взглядом.

– Кто ворует – тех сажают! – веско сказал Матвей.

– Ну вот тебя же не посадили! – поддел его Фадеев. Филипп чуть не поперхнулся – он все же не ожидал от Фадеева таких слов, всегда думал, что тот ходит перед старшими братьями на цыпочках, ждет подачек с барского стола. «Или уже понял, что не дождется?» – подумал вдруг Филипп, взглядывая в зеркало заднего вида, в которое видно было Фадеева. Тот сидел злой и бледный.

– Ты полегче! – прикрикнул на него сидевший рядом Яков Алферов. – Мы люди государевы. Если бы не налоговая, учителя и врачи без денег сидеть будут.

– А то они сейчас в деньгах купаются!

– зло сказал Фадеев. – Не на учителей и врачей вы деньги из народа выколачиваете, а на ментов, на тюрьму, на судебных приставов да на армию. Чтобы, если что, было кому этот народ, в том числе врачей с учителями, по башке бить.

– Вот ни хрена себе ты заговорил, Левушка! – всплеснул руками Матвей.

– Народ! Какой народ? Ты где его видел – народ? У себя в кабаке?

– Да я сам народ, Матвей… – ответил Фадеев. – Мы вот с тобой на той неделе зашли в книжный магазин – ты купил все, что там нового привезли, только чтобы продавщице пыль в глаза пустить. Ты ведь даже читать эти книжки не будешь! Ты не знаешь, куда деньги девать, а у меня бабка, соседка снизу, живет на хлебе и молоке. А пенсионерка, ветеран труда.

– Значит, такого труда! Кто хорошо работал, у тех на жизнь хватает! – рубанул Матвей и уставился в окно. Как-то сник и Фадеев. Филипп не сомневался, что в книжном все было именно так – Матвей и при нем не раз проделывал этот трюк: то заказывал в кафе все меню – полностью, до зубочисток. То покупал на цветочном рынке все цветы. Филипп понял, что Алферов делает это для того, чтобы никто не мог подумать, будто у него на что-то не хватит денег.

– А чего, Левушка, завидуешь? – вдруг поддел брата Яков. – Так учиться надо было. А не на гитарке трень-брень. Путин приказал – живите и наслаждайтесь! Вот мы живем и наслаждаемся! И за кого мы по-твоему должны голосовать?

Фадеев зыркнул на него, хотел что-то сказать, но сдержался. В машине наступила тишина. Филипп, посмотрев пару раз в зеркало, пытался понять, с чего вдруг Фадеева так сегодня понесло, но так и не понял.

«Об учителях и врачах государство думает, а кто бы обо мне подумал? Пять лет зарплата не растет, фирма не успевает налоги и платежи разные во всякие фонды платить…» – вздохнул про себя Филипп, но вслух ничего не сказал – ему сегодня не хотелось дискуссий.

Однако, когда они подъехали к ресторану и, дождавшись остальных, вышли из машины, стало очевидно, что без дискуссии не обойтись: те, кто ехал во второй машине, тоже, оказалось, заспорили о выборах. Филипп, услышав это, поморщился, как от зубной боли.

В ресторане, еле переждав официанта, все заспорили буквально стенка на стенку, с яростью, как не играли и в футбол. Каменевы и Алферовы бились за свое, остальные, объединившись, предъявляли им то за Путина, то за «Единую Россию».

– Вот ты, Семен, все говоришь «проклятые девяностые!», «Ельцин вор»… – прищурив глаза, говорил Фомин. – А вот ответь – сколько у Ельцина дач было? А?

– А чего это ты про дачи? – чувствуя подвох, насторожился Семен Каменев.

– А того! – веско сказал Фомин. – У Путина сейчас по всей России не меньше десятка дворцов. Ради Ельцина горы в Горном Алтае не взрывали и дороги по миллиону рублей за квадратный метр не прокладывали. Он в этот дворец приедет-то раз в два-три года на пять дней. Пожил бы и в избушке – так нет! Цари так не относились к России, как он относится.