Флавиан - [48]

Кадильный дым был терпким и сладким, в его аромате ощущались смолистые запахи восточных благовоний, этот аромат навевал некое священное волнение, обращал мысли куда-то в древность, в глубины бытия…

Задумавшись, я не заметил, как Флавиан вышел из алтаря, позвякивание его кадила изредка доносилось из храма, робко пробиваясь сквозь звонко-торжественное чтение Серёженьки на клиросе.

Воспользовавшись тем, что Семён подошёл к шкафчику рядом со мной и доставал оттуда какие-то большие чёрные, похожие на угольные, таблетки, я тихонько спросил его:

— Семён! А как называется вон тот второй стол, на котором сейчас сосуды покрывали?

— Это жертвенник. К нему, как и к престолу, только священник и диакон прикасаться могут, также как и к сосудам, которые на нём стоят. На жертвеннике батюшка сейчас совершал «проскомидию» (по-гречески — приготовление). Приготовлял, значит, Святые Дары. Сейчас они ещё не освящённые, просто — хлеб и вино, а когда батюшка их на престоле освятит, станут — Тело и Кровь Христовы. Ради этого освящения, собственно, Литургия и совершается. Ну, и причащения этими Святыми Дарами христиан православных, тех, кто приготовился, конечно.

В это время в алтарь вернулся Флавиан. Он покадил престол крестообразно со стоны царских врат и отдал кадило Семёну, который с благоговейным поклоном принял его, поцеловав при этом руку Флавиана. Чтение на клиросе прекратилось, Серёженька незаметно проскользнул в алтарь и встал около Семёна.

Флавиан молча стоял перед святым престолом, опустив голову и закрыв глаза, заметно было, что он сосредоточенно молился.

Но вот он распрямился, глаза его блестели, он воздел руки вверх, словно готовясь принять в них робеющего спрыгнуть с высоты ребёнка, и голосом, слегка прерывающимся от волнения, начал: «Царю Небесный… приди и вселися в ны… устне мои отверзеши и уста моя возвестят хвалу Твою!»

Затем, приподняв над престолом большое старинное Евангелие в чеканном позолоченном переплёте, сотворил им в воздухе знамение креста и возгласил:

— Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков!

— Аминь! — прозвучало со стороны клироса.

Дальше я рассказать не смогу. Передать то, что происходило во мне и вокруг меня в алтаре во время Божественной Литургии, теми словами, которыми я привык пользоваться, — бессмысленно, всё равно как рассказывать о симфонической музыке на языке глухонемых. Да и надо ли? Это можно только пережить самому. Могу лишь сказать, что я понял, что такое Небо, ибо я там побывал. Я слышал Евангельский голос Бога, я чувствовал присутствие Ангелов, я созерцал совершение Бескровной Жертвы священническими руками, я принял в себя Тело и Кровь распятого за мои грехи Христа. Сказать, что я был счастлив, — ничего не сказать, мне просто открыли двери в Небо, и я побывал Там. Когда Семён вывел меня из алтаря, чтобы я причастился вместе с другими причастниками, я был удивлён, что есть земной мир и ещё какая-то жизнь. А причастившись, я вернулся в алтарь, и только когда, закончивший служение Литургии, молебна и даже уже и панихиды, Флавиан разоблачался от священнических одежд, я начал осознавать, что всё ещё способен чувствовать в своём теле земное притяжение. Флавиан молчал, лишь иногда спокойно взглядывая в мою сторону.

— Отец Флавиан! Мне нечем тебя отблагодарить за то, что я получил сегодня… просто я теперь всё понял… прости, я не знаю, как это выразить по-другому. Слава Богу за всё!

— Слава Богу, Алёша, слава Богу!

Мы тихонько вышли из алтаря.

— Батюшка! Мать Серафима зовёт вас к столу, все уже садятся, — Серёженька лучился радостью и любовью.

— Идём, именинничек наш, идём! — Флавиан нежно взъерошил его вихры.

— Отец Флавиан! А можно я не пойду за стол, посижу один в садике за храмом?

— Ну, посиди, посиди, побудь один, я понимаю… Потом вместе чайку попьём.

Я пошёл в сад, в ту самую резную беседочку среди жасмина и сирени, где я уже сидел недавно, хотя теперь мне казалось, что с того момента прошла уже не одна жизнь.

Когда я садился в беседке на невысокую скамеечку, что-то в кармане вызвало неудобство. Я привстал, сунул в карман руку и вытащил мобильный телефон. Куда-то мне надо было позвонить? Я механически вызвал последний соединявшийся со мной номер и поднёс трубку к уху.

— Справочная 16-той больницы, чем могу вам помочь?

Какая больница? Чем мне там могут помочь? Ничего не пойму!

— Алло, алло! Вы на проводе? Вас не слышно! Что вас интересует? Я разъединяюсь!

— Подождите! — Я вдруг всё вспомнил. — Я хотел узнать, как там Миронова из второй хирургии?

— Миронова? Ирина Витальевна? А вы ей кто?

— Как — кто? Муж! То есть бывший муж, то есть… в общем, у неё всё равно других родственников нет! А что случилось?

— Одну минутку, сейчас я соединю вас с заведующим реанимационным отделением, ждите!

Я тихонько присел, всё ещё не до конца «въезжая» в бурно ворвавшуюся ко мне мирскую жизнь.

— Алло! Вы бывший муж Мироновой? — Голос в трубке был до невероятности усталым. — Может, и хорошо, что бывший… Она фактически умерла.

— Как умерла?! Что значит «фактически»?! Что за чушь? Я звонил ночью, всё было нормально!