Флавиан - [39]

Для эксперимента мы выбрали больного Т., страдающего припадками неясного происхождения, которые достаточно условно были обозначены в его карте как «неорганическое заболевание центральной нервной системы». К тому же, сам Т. был среднего возраста, тихий кроткий человек, в котором болезнь, кроме ежедневных припадков, впрочем достаточно коротких, ничем иным себя не проявляла. Болен он был около трёх лет, за время которых частота припадков прогрессировала с одного припадка в три месяца до ежедневных. Лекарственные препараты того времени существенных результатов не давали.

Доктор М. принёс двухлитровую банку святой воды, которую доставила ему из церкви двоюродная сестра, мы взяли в пищеблоке шесть стаканов, пометили их с помощью кусочков лейкопластыря и шариковой авторучки таким образом, что никто, кроме нас самих, не смог бы отличить эти метки, и приступили к эксперименту.

Заранее разлив по пяти стаканам святую воду и в один — простую, мы пригласили Т. и предложили ему выпить воды из стакана, который он сам может себе выбрать.

Т. посмотрел на стаканы с водой, как-то съёжился, затем, устремив на доктора М. прожигающий ненавистью взгляд, с несвойственной для него хрипотцой, сказал: «А, не боишься ты, батюшка, со мной в эти игрушки играть?»

После чего уверенно взял единственный стакан с простой водой. Но мы, не дав ему выпить, переменили положения стаканов и вновь предложили взять один. В течение эксперимента мы восемь раз меняли положение стаканов, и каждый раз Т. безошибочно брал тот, в котором была простая вода. После восьмого раза, переставляя стаканы в девятый, закрывая свои действия от Т. своей спиной, доктор М. незаметно плеснул немного святой воды в стакан с простой. Реакция Т. не заставила себя ждать: «Сам пей свою гадость, поп!» — грубо рявкнул обычно вежливый Т. и отвернулся к окну.

Оставшись одни, мы с доктором М. долго сидели молча. Потом он, поднимаясь, выдохнул то, о чём думали мы оба, — значит, есть Бог.

— Да. Значит, есть — подтвердил я.

В следующее воскресенье утром мы с доктором М. не сговариваясь встретились у входа в храм.

— А другой случай, Дмитрий Илларионович?

— Лёшенька, Дмитрий Ларионыч! Идите скорее к помазанью, сичас батюшка Евангелие читать начнёт! — Клавдия Ивановна торопливо махала нам рукой с крыльца церкви…

— Ну тогда, Алексей, про второй случай в следующий раз! — и мы, поднявшись со скамейки, пошли в храм.

Храм, когда мы вошли в него, оказался весь наполненным света. Сияло большое паникадило в главном приделе, сияли маленькие паникадильца в боковых приделах, все подсвечники были заставлены ярко горящими свечами, казалось — сиял и светился сам воздух в храме. Царские врата были распахнуты, сквозь них в алтаре я увидел сверкающую золотом ризы спину Флавиана, тонкий изысканно-терпкий аромат фимиама мягкими волнами растекался по всей церкви.

— И о сподобитися нам слышанию Святаго Евангелия, Господа Бога молим! — взволнованно-торжественный голос Флавиана пронизал трепетную тишину храма.

— Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй! — с готовностью отозвался хор.

— Премудрость! Прости! Услышим Святаго Евангелия! Мир всем! — и все присутствующие склонили головы в благоговейном поклоне, принимая преподаваемый им мир Божий.

— От Матфея Святаго Евангелия чтение! — в голосе Флавиана слышалась какая-то уходящая вглубь времён затаённость, словно он был где-то уже и не здесь, а погружался в необъятный мир святого Евангелия, прозревая там нечто, недоступное нашему земному взору.

— Слава Тебе, Господи, слава Тебе! — осторожно-взволнованно воззвали певчие.

— Вонмем!

— Рече Господь Своим учеником, — низким глубоким голосом начал Флавиан, и все стоящие в церкви замерли, с трепетом ожидая услышать Слово Самого Господа, осознавая, что произнесённое Христом две тысячи лет назад, оно так же относится к Его сегодняшним ученикам, как и к непосредственно слушавшим Его тогда Апостолам, — вся мне предана суть Отцем Моим, и никтоже знает Сына, токмо Отец, ни Отца кто знает, токмо Сын, и емуже аще волит Сын открыти. — Голос Флавиана возвышался, словно поднимаясь по ступеням невидимой лестницы, расширялся и креп, заполняя собою весь храм. — Приидите ко мне вси труждающиеся и обременении, и Аз упокою вы. — Взлетая всё выше, голос Флавиана пронизывал души слушающих, наполняя их непреложным упованием и верою Божественной Истине. — Возмите иго Мое на себе и научитеся от Мене: яко кроток Есмь и смирен сердцем. — Евангельское Откровение уже звенело под куполом храма, — и обрящете покой душам вашим. Иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть! — словно с самого неба прозвенел высокий торжествующий ангельский глас.

— Слава Тебе, Господи, слава Тебе! — ликующе утвердил хор.

Я замер, как бы несколько оглушённый, не столько силой и великолепием самого чтения, сколько врезавшимися в моё сознание Евангельскими словами: «Придите ко мне все труждающиеся и обремененные».

Ведь это про всех нас, и про меня лично! Мы все, волею или неволею, пребываем в трудах — трудах житейских, трудах нравственных по преодолению наполняющих нашу жизнь трудностей и проблем. Мы все обременены заботами, скорбями, собственными желаниями, страстями и грехами, тяжесть которых я осознал совершенно, лишь получив освобождение от них на исповеди. Мы все можем получить столь желанные свободу и покой, но только тогда, когда придём к Нему, Единому, могущему освободить нас и упокоить и призывающему нас к Себе.