FLATUS VOCIS - [9]

– Вы можете мне сказать, что там написано? – внезапно спросил он у Федота, показывая рукой на разрушенную стену.

Федот рывком повернул голову к стене и быстро насвистел морзянкой то, что там было написано, ничуть не смутившись присутствия в тексте иностранного слова. Молодой сотрудник ухмыльнулся и, включив спрятанный в кармане диктофон, обратился к Федоту с вежливой просьбой:

– Благодарю Вас за беседу! Она была весьма содержательной! Но прежде чем я уйду, настоятельно советую Вам рассказать о Егоре Каляеве, или о «клоуне», Вашей собаке. Мне кажется, ей будет грозить опасность, если она не узнает от Вас, кто приходил к Каляеву в этот дом, и чем они тут все занимались.

Федот насупился, посмотрел на разрушенную стену, судорожно взмахнул рукой, затем повернулся к своему заскучавшему уже без дела псу и отрывисто залаял, гримасничая и выделяя интонацией те места, которые, как небезосновательно полагал молодой сотрудник, заслуживали особого внимания органов.

21

– Как ты себя чувствуешь, Иван? – тихим голосом спросил Артемий.

– Как Джимми Хендрикс на фестивале бардовской песни. – морщась, ответил Иван Антонович.

– Все шутишь!

– Какие уж тут шутки!

– К тебе кто-нибудь приходил? – спросил Артемий.

– Да! Всякие там следователи, да еще эти, из ФСБ, – устало ответил Иван Антонович.

– Что спрашивают? – продолжал интересоваться Артемий.

– Спрашивают, кем мне приходился Егор Каляев, и что я у него в ту ночь делал.

– Что отвечаешь? – принужденно зевая, продолжал Артемий, хотя в его голосе начинало чувствоваться волнение.

– Отвечаю, что ничего не помню.

– Правильно делаешь! – улыбнулся Артемий. – Нечего им знать лишнего!

– Да нет! – проговорил Иван Антонович, – Мне бы самому прежде разобраться, что там произошло.

– А что произошло? – настороженно спросил Артемий.

Иван Антонович сглотнул слюну, словно горькую полынь, и тихо произнес:

– Я не знаю! Я ничего не знаю!

Артемий таинственно улыбнулся, хлопнул обеими ладоням по своим коленям и с пожеланием скорейшего выздоровления всем, кто находился с Иваном Антоновичем в одной палате, торопливо удалился.

Как только Артемий оказался в коридоре, он стремительно направился к стойке, за которой сидела обворожительная сестра милосердия. Быстрым движением он склонился над ней и прошептал ей в самое ухо:

– Увы!

Она удивленно подняла глаза.

– Увы, кто-то забыл на подоконнике эту книгу! – прошептал Артемий, протягивая ей до крайности затрепанный том, на обложке которого едва проглядывались тисненые золотом буквы. – Я думаю, это из шестой палаты. Не хочется возвращаться. Дурная примета, а тут еще больница! Да и приятнее получить эту книгу назад из Ваших бархатных рук!

Сестра смутилась и растерянно произнесла в ответ:

– Да-да, конечно!

22

– Что Вы знаете о Егоре Каляеве? – бодро начал допрос полковник Капронов.

– Не более чем Вы! – с усмешкой ответил Артемий, глядя на огромную папку, лежавшую на казенном столе.

– Будьте конкретнее! – прокашлялся Капронов.

– Пренепременнейше! – с издевкой в голосе отозвался Артемий. – Довожу до вашего сведения, что интересующий вас объект весьма увлекался вопросами религии, хотя на призыв «Надо действовать!», всегда отвечал «Прелюбо!». Очевидно, что подобными сальными шуточками он конспирировал свой подвижнический образ жизни!

Капронов сморщился, словно его попросили лизнуть покрытую волдырями жабу, но продолжал:

– Вы знакомы с книгами, найденными в его библиотеке?

– Я не читаю книг.

– А эту узнаете? – интригующе произнес Капронов, вынимая из ящика стола брошюру с броской обложкой, на которой значилось: «Рево-ever-люция!».

Артемий принялся с показной леностью рассматривать протянутую ему книжицу и через некоторое время вполне спокойно констатировал:

– Книга сия мне не известна, однако беглое ее изучение позволяет судить, что отсутствие ошибок на некоторых ее страницах вполне компенсируется тем, что на остальных их по пять!

– Мне импонирует ваша филологическая подкованность, однако я спрашиваю Вас не об орфографии, а о содержании! – полковник начинал злиться.

– Я думаю, что в государстве, в котором всегда гордились революцией, не следует удивляться ее спорадическим вспышкам. – ответил Артемий.

– Мы говорим не о революции, а о терроризме! – возмутился полковник Капронов. – Взрыв жилого дома! Дюжина раненых! Наш долг, равно как и долг всех порядочных граждан, это прекратить!

– Но это не прекратится даже тогда, когда мы отдалимся от двадцатого века настолько, что археологи будут путать бюстик Дзержинского с Костенковской мадонной.

– Достаточно шуток! Мы предлагаем Вам сотрудничество! – твердо проговорил Капронов.

– Надеюсь, что ваше предложение будет более политкорректным, чем совет евреям использовать мацу в качестве коржей для торта-Наполеон? – с серьезностью в голосе осведомился Артемий.

– У Вас нездоровые ассоциации и масса предубеждений в отношении нашей работы! – отметил полковник.

– Боюсь, что отсутствие предубеждений в отношении вашей работы грозит значительно большими неприятностями. – усмехнулся Артемий.

– Рад, что Вы, хотя и в столь извращенной форме, но понимаете серьезность Вашего положения. – с угрожающим безразличием в голосе произнес Капронов, подписывая пропуск.