Фламандские легенды - [19]

Глава пятнадцатая

О том, как Злонравный, повесив пятнадцать девушек на Виселичном поле, предавался буйному разгулу и нечестивым забавам.

Сир Галевин стал всесильным бароном и наводил ужас на всех. Одну за другой убил он пятнадцать девушек и всех их повесил на Виселичном поле.

Он вел разгульную жизнь, беспрерывно пил, ел и веселился.

Все дамы, которые прежде смеялись над его немощью и безобразием, перебывали у него в замке.

Надругавшись над ними, он гнал их прочь, словно сук, подло мстя им за прошлое.

Из Лилля, Гента и Брюгге приезжали к нему самые красивые непотребные девки, каждая со значком своего ремесла на рукаве, и они ублажали Галевина и его дружков, среди которых самыми свирепыми были Дитрих Отченаш, прозванный так потому, что он любил грабить церкви, Неллен Волк, нападавший в бою лишь на лежачих, как это делают волки, и Бодуэн Безухий, который, чиня суд в своей вотчине, всегда орал: «Смерть ему! смерть!», не внимая ничьим оправданиям.

Распутничая и пируя с веселыми девицами, упомянутые сеньоры отнимали у несчастных крестьян все их достояние: хлеб, сыр, кур, петухов, быков, телят, свиней.

Наевшись до отвалу, они бросали собакам жирные куски мяса и вкусные пироги.

Ястребам, соколам и коршунам они кидали на растерзание кур, петухов и голубей, а ноги своих коней приказывали мыть в вине.

И на потеху Галевина и его друзей до полуночи, а частенько и до петухов, гремели барабаны, свистели сопелки, пели виолы, ревели трубы, гудели волынки.

Глава шестнадцатая

О том, как граждане славного города Гента взяли под свое покровительство непорочных девушек из владений Галевина.

А тем временем в деревенских лачугах царили голод, нужда, раздавался горький плач.

И когда погибла пятнадцатая девушка во владениях Галевина, матери стали молить бога сделать их бесплодными, а если уж он велит им рожать, то — одних мальчиков.

Роптали и отцы вполголоса:

— Разве можно без жалости смотреть, как гибнут бесчестной смертью кроткие и чистые цветы юности?

А иные говорили:

— Уведем ночью всех наших невинных дочерей в славный город Гент. Расскажем там обо всем и будем умолять гентских граждан взять девушек под свое высокое покровительство и, ежели получим на то позволение, оставим их там. Тогда наш сеньор не сможет убивать их.

Услышав о таком намерении, все крестьяне его одобрили, и отцы привели дочерей в Гент. Там они поведали о грозившей им беде городским властям, и добрые люди взяли девушек под свое покровительство, обещав хорошо их кормить.

И крестьяне с облегченным сердцем вернулись во владения Злонравного.

Глава семнадцатая

О том, что делал сир Галевин на границе своих владений.

Пришла суровая зима с морозами и метелями. И сердце пятнадцатой девы уже не так сильно билось в груди Галевина.

Он пел, но никто к нему не пришел. И это его очень злило и удручало.

И ему пришло на ум, что в замке сира де Хёрне живут две юные девицы, которые во всей округе слывут непорочными, и что замок этот находится всего лишь в одной пятой лье от его, Галевина, владений, и девушки могут его услышать и прийти к нему; вот он и стал еженощно ходить к границе своего поместья и, невзирая на лютую стужу и валивший хлопьями снег, пел, оборотясь лицом к замку де Херне.

Глава восемнадцатая

О девицах Махтельт и Анне-Ми и о Шиммеле, добром сером в яблоках коне.

В то время как Злонравный бродил по полям и лугам, сир Руль де Херне и его супруга, дама Гонда, одетые в меха, что так славно согревают тело, спокойно сидели на лавках перед жарко пылавшими в очаге дубовыми поленьями и толковали друг с другом, как это любят старые люди.

Правда, больше говорила дама Гонда: на то она и была женщиной.

И она сказала:

— Слышишь, мой старый муж, как страшно воет ветер в лесу?

— Слышу, — отвечал сир Руль.

— Господь поистине к нам милостив, — продолжала она. — В этакий мороз мы сидим в прекрасном замке, защищенном от ветра, тепло одеты и греемся у пылающего огня.

— Верно, — отвечал сир Руль.

— Но еще большую милость оказал нам господь, подарив нам таких славных, добрых детей.

— И то, — сказал он.

— Нигде не сыщешь юношу храбрее, благороднее и достойнее носить наше имя, чем наш сын Тоон.

— Да, — отвечал сир Руль, — он спас меня от смерти в бою.

— Но есть у него недостаток, — заметила дама Гонда, — он до того скуп на слова, что мы едва знаем, какой у него голос. По справедливости дали ему прозвище Молчальника.

— Мужчине больше пристало иметь острый меч, чем длинный язык, — возразил Руль.

— Я вижу, мессир, вы глубоко задумались: печаль и заботы — удел старости. Но я знаю девчурку, которая сумеет согнать морщины с вашего чела и рассмешить вас.

— Может быть, — сказал Руль.

— Не может быть, а наверное, — возразила дама Гонда. — Войдет в эту комнату наша дочь Махтельт, и я сразу увижу, как прояснится лицо моего мужа и повелителя.

На эти слова Руль, чуть усмехнувшись, ответил кивком головы.

— Да, да, когда Махтельт смеется, смеется и мой старый Руль; когда Махтельт поет, подпевает и мой старый Руль и радостно покачивает головой, а когда дочка резвится подле нас, он с улыбкой следит за каждым движением своей душеньки.

— Верно, Гонда, — сказал сир Руль.