Физиогномика - [11]

— В самом деле, он говорит, что грех — это обвал в душе.

Она ушла в темный коридор, чтобы отыскать Гарланда, а я остался в одиночестве разглядывать бога. Если судить по физиономии на портрете, всемогущий должен был неплохо справляться с киркой, но вряд да был пригоден для более сложной работы. Прежде всего все лицо покрывали уродливые шишки. Из ушей росли волосы, а глаза смотрели в разные стороны. Не могу сказать, чтобы в его физиономии отражалось все животное царство, однако, по всей вероятности, некоторые породы собак и большая часть обезьян были созданы по его облику и подобию. В одной руке он сжимал кирку, в другой — заступ, и летел, оставляя за собой длинный хвост развевающихся синих волос, вверх по длинному подземному тоннелю. Он надвигался на зрителя из темноты с выражением, которое наводило на мысль, что его кишки сработали и в комбинезоне только что случился завал. Очевидно, картина изображала сцену творения.

Это было не первое мое знакомство с религиозными культами провинций. Я читал, что в западных районах страны церкви возводят из кукурузных початков.

Там поклоняются Белиусу, божеству с бычьей головой. Эти странные боги прилежно надзирают за жалкими жизнями своих подопечных и вершат над ними суд, награждая достойных загробным раем, в котором одежда им к лицу, а супруги не нудят. Иное дело — Город, где есть человек — Белоу, и точная наука — физиогномика: сочетание индивидуальности и объективности, воплощающее идеальную справедливость.

Из коридора за алтарем послышались голоса Арлы и отца Гарланда, и я уже готов был отвести взгляд от портрета, когда меня осенило: это лицо я где-то видел прежде. И я бы вспомнил его, но Арла уже представляла меня священнику. Сделав зарубку в памяти на будущее, я обернулся и увидел перед собой крошечного седого человечка. Старикашка протягивал мне кукольную ручонку с остро отточенными ноготками.

Он провел нас в свой кабинет (маленькую пещерку в дальней части церкви) и угостил жидкой вытяжкой из кремата. Мы любезно согласились попробовать изобретенный им самим напиток. Жидкость янтарного цвета пахла сиренью, а на вкус напоминала воду из лужи. Я выпил стакан и отказался от второго.

В голосе Гарланда слышалось раздражающее меня присвистывание. В сочетании с морщинистым личиком и потоком своеобразных афоризмов, вроде «Когда двое — одно, тогда третий — ничто, а нуль — начало всего», он был безнадежно далек от нормы. Арла между тем взирала на него с почти непристойным благоговением. Я видел, что должен буду избавить ее от преклонения перед этим претенциозным гномом.

— Скажите, отец, — обратился я к нему, когда мы уселись и выслушали его краткую молитву, — почему бы мне не считать вас главным подозреваемым?

Он кивнул, словно не заметил издевки в моем вопросе.

— Я уже знаю дорогу в рай, — был его ответ.

— А что вы можете сказать про этот плод? — спросил я.

— Сочный и источающий сладость. Я касался его, и он был подобен живой плоти. Думал ли я вкусить его? Разве вы, всего лишь услышав о нем, не мечтали вкусить? Каждый из нас вожделел его. Но пока мы воздерживались, сила этого всеобщего желания удерживала нас на праведном пути. Теперь же мы движемся к бездне греха.

— Проявлял ли к нему кто-нибудь особый интерес?

— Один или двое, — ответил он.

— Кто взял его? — спросил я.

Он медленно покачал головой...

— Откуда мне знать, быть может, демоны проникли ночью из чащи и прокрались в алтарную залу, пока я спал.

— Я в последнее время слышал много разговоров о Земном Рае. Вы можете точно сказать мне, что это такое?

Гарланд ущипнул себя за переносицу пальцами левой руки и застыл в позе глубокой задумчивости, наклонилась вперед, ожидая его слов.

— Земной Рай, ваша честь, это малое место в огромном мире, где природа не совершает ошибок. Это последнее и лучшее творение бога, после которого он похоронен заживо. Там собраны все грехи и славные деяния, капля за каплей превращающиеся в вечность.

— Бог был похоронен заживо? — удивился я.

— День за днем мы раскапываем его могилу, — отвечал он.

— И что будет, когда мы до него докопаемся?

— Мы достигнем начала.

— Чего? — спросил я.

— Начала конца, — изрекши это, он вздохнул и улыбнулся Арле. Она улыбнулась в ответ, и он сказал: — Поблагодари от меня свою матушку за тот пирог с вареньем из тады.

— Хорошо, отец, — кивнула она.

— Мэр сказал, что вашу собаку унес демон, — сказал я.

Он грустно кивнул:

— Бедного Густава, должно быть, разорвала на куски стая этих мерзких тварей.

— Вы можете описать одного из них? — перебил я.

— Он таков, как рассказывал дед Арлы. Таким мы все представляем демона. Он оставляет после себя странный запах и улетает, тяжело хлопая крыльями.

— И ногти у него острые? — спросил я.

— Что вы хотите сказать?

— А как вы думаете?

— Я думаю, вы в некотором смысле уподобляете меня демону из-за моих ногтей, преспокойно ответил он. — Я оттачиваю их, чтобы выдергивать занозы, подобные той, что вонзилась сейчас в мое сердце.

— Могу предложить вам пару стальных щипчиков, — заметил я и, повернувшись к Арле, попросил ее покинуть комнату: — Нам с отцом нужно обсудить дело личного характера.