Физики — учителя и друзья - [41]

Еще старше был Михаил Андреевич Шателен — выдающийся советский электротехник, член-корреспондент Академии наук СССР. У Михаила Андреевича в разное время училось большинство сотрудников нашего Физтеха. Он был профессором Политехнического института с самого его основания. Когда началась война, Шателену исполнилось уже 75 лет. Никто не решился бы тревожить его срочными заданиями, посылать в поле, на стройки, под огонь. Но он требовал таких заданий сам и выполнял их безукоризненно, разрабатывал простые и надежные схемы сигнализации, руководил производством электроаппаратуры для фронта. Люди, с которыми он только познакомился на этих работах, поражались его энергии и работоспособности. Они видели, что Шателен совершенно не щадит себя, и уговаривали его отдохнуть, поберечь силы, но он пресекал такие разговоры.

— Я выполняю свой долг, — коротко и непреклонно говорил Михаил Андреевич.

Во второй половине августа положение Ленинграда стало угрожающим. Враг подходил все ближе к его стенам. Все дороги, шедшие из города на юг и восток, были перерезаны, осталась одна — северо-восточная железнодорожная линия на Волховстрой — Вологду, но» и к ней приближались вражеские войска. Эвакуация научных учреждений из Ленинграда стала проводиться ускоренными темпами. Дошла очередь и до нашего института. Мне предложили уехать вместе со всеми. На станции Кушелевка уже стояли эшелоны, надо было срочно грузиться.

Тяжелое чувство владело нами в те дни. В институте — шум и суета сборов. Стучали топоры и молотки, повизгивали пилы. В коридорах, где раньше ходили на цыпочках, потому что за дверями шел очередной эксперимент, теперь топали сапогами грузчики, а зачастую и сами работники института, которые с грохотом тащили ящики. Самое ценное оборудование эвакуировалось. Стало известно, что институт выезжает в Казань.

Физтеховский эшелон состоял из разных вагонов — несколько пассажирских, а потом — теплушки и платформы. Все это очень скоро было заполнено до отказа. Мне с семьей дали места в классном вагоне. Мы засунули на верхние полки немногочисленные домашние вещи и стали ждать отправления. Все пути кругом были запружены составами. Возле них бродили встревоженные люди. Я встречал тут многих видных ученых. Большинство уезжало с явной неохотой, лишь подчиняясь приказу. Шепотом передавали последние вести о положении на фронте. Вести шли нерадостные, Некоторые нервничали, опасаясь, что не успеют выехать — фашисты перережут последний путь. Эшелоны уходили медленно, единственная дорога не обладала столь уж большой пропускной способностью, а грузов, которые требовалось вывезти из Ленинграда в тыл, оказалось очень много.

Мы прожили в эшелоне на Кушелевке два дня. Я съездил еще раз на свою квартиру, вернулся… Было трудно покидать Ленинград в такой тяжелый час. Но понимал, что эвакуация научных учреждений необходима. Ученые должны работать для победы с предельным напряжением, и это целесообразнее делать в тылу.

Все, в общем, правильно, не с чем спорить. Уезжают, однако, не все. Почему же я должен ехать? Мне 44 года, не такой возраст, когда люди считаются негодными к военной службе. Я участвовал в гражданской войне, имею некоторые военные знания, могу защищать Ленинград с оружием в руках. Так не вернее ли будет мне остаться?

Эти мысли не покидали меня. Надо было решать, и немедля: эшелон мог отправиться в любой момент.

За эвакуацию ученых отвечали академик Н. Н. Семенов — он был начальником нашего эшелона — и представитель Ленинградского обкома партии, директор Центрального котлотурбинного института Н. Г. Никитин. Я пошел к ним и оказал, что хочу остаться. Объяснил почему.

— А что будете делать?

— Вернусь в танковый полк. Я ведь не зря военную форму ношу, вот и шпала в петлицах.

Подумав, Семенов и Никитин согласились со мной. Но решили, что мне следует работать в комиссии по оборонным предложениям при горкоме партии. Большинство ученых, членов комиссии, по указанию руководящих организаций уезжало, а свертывать ее деятельность было бы неправильно. Тут же написали и вручили мне соответствующее предписание.

Потом мы с Николаем Николаевичем зашли в его купе. Наталья Николаевна Семенова извлекла из чемодана припасенную на всякий случай бутылку вина. Выпили за победу и расцеловались.

Под утро 23 августа физтеховский эшелон ушел. Спустя несколько дней гитлеровцы захватили Мгу и вышли к Неве. Не осталось ни одной сухопутной дороги, связывающей Ленинград со страной. Началась героическая эпопея борьбы в условиях блокады. Девятьсот дней, которые останутся в памяти навсегда…

Комиссия по оборонным предложениям помещалась в Смольном, где в те дни сосредоточилось все военное, партийное и советское руководство — командование фронта, обком и горком партии, исполком городского Совета. Нам в Смольном отвели две комнаты во втором этаже. В одной из них стояла и моя койка. Все находились на казарменном положении. Тут работали, тут и спали. Через некоторое время начальник штаба фронта генерал Д. Н. Гусев предложил мне выполнять обязанности инспектора по изобретательству в штабе. Так я был одновременно и военным человеком, как инспектор штаба, и гражданским, как работник комиссии горкома партии. Возглавлял комиссию горкома теперь Н. Г. Никитин, а я его замещал, хотя был в то время еще беспартийным. В партию я вступил уже во время блокады, в 1942 году.