Физики — учителя и друзья - [19]

Шрифт
Интервал

Тут же он стал развивать идею (не знаю, вынашивал ли он ее раньше или она возникла неожиданно во время нашего разговора) создать при Физтехе рабочую аспирантуру.

— Таких людей, как вы, есть ведь немало, — говорил он. — Мы должны собрать здесь наиболее одаренных рабочих-изобретателей и растить из них научных сотрудников. Сил для этого в институте хватит, и он сможет таким образом получить ценное пополнение.

Рабочая аспирантура вскоре была действительно создана, хотя осуществить идею Иоффе до конца не удалось, главным образом из-за материальных затруднений. Зачисленные в аспирантуру изобретатели были высококвалифицированными рабочими, привыкли к относительно большим заработкам, и сесть с семьями на тощую стипендию для большинства оказалось нелегко. Значительная часть наших аспирантов вернулась на производство, но самые упорные учились до конца и остались работать в науке — кто в институтах, кто в заводских лабораториях.

В то утро, когда директор заговорил со мной об учебе, он не требовал окончательного ответа, но я стал думать об этом серьезно. Сам факт, что учиться предложил мне академик Иоффе, что он в меня верит, уже многое значил. Все же я колебался, но об идее директора института уже знали и стали ее поддерживать мои друзья-ученые. Все убеждали меня, что надо учиться. Правда, лет мне уже порядочно, но из этого следует лишь то, что я должен спешить и не тянуть с решением. Они не просто уговаривали, но и обещали главное — свою помощь в занятиях.

Слово «невозможно» стало как-то выходить из нашего употребления. Первая пятилетка! Величайшие преобразования свершались на глазах. Народ встречался с огромными трудностями и не пасовал перед ними, а преодолевал их. И я набрался смелости — решился.

Учеба моя была продолжительной, над учебниками я просидел семь лет, но все это время работал в институте, сперва по-прежнему в своей мастерской, потом непосредственно в лаборатории. Вгрызаться в науку при таких условиях оказалось нелегко, но отступитья не мог, да этого не дали бы сделать и товарищи, взявшие шефство надо мной. С их помощью я ускоренным темпом прошел подготовительный курс и поступил на физико-механический факультет Политехнического института.

Физики шутят

Если кто-либо представляет себе ученых-физиков как скучных людей, способных говорить лишь на языке формул о сложных и недоступных для обычного понимания материях и чурающихся всяких развлечений, то он ошибается. Мне лично кажется, что физики — самые веселые люди. Во всяком случае, острое слово, шутка, ирония у них в большом почете. Конечно, с возрастом все становятся солиднее, не интересуются развлечениями, привлекавшими их в юности, но любовь к шутке живет в физиках и тогда, когда новые знакомые не могут уже определить, был ли этот ученый блондином, брюнетом или рыжим. Ну, а молодости любовь к шутке и веселью тем более свойственна. Физтех же был, как уже говорилось, очень молод в ту пору.

Когда разговор носил неофициальный характер, наши молодые ученые редко называли друг друга по имени-отчеству, а больше пользовались уменьшительными именами, а то и шутливыми прозвищами. Никто на них не обижался. Л. Н. Неменова называли Бубой, Е. В. Кувшинского — Королем, С. Н. Журкова — Херувимом, П. Г. Степанова — Ежиком, И. В. Курчатова — Генералом, а его брата Б. В. Курчатова, тоже видного физика, — Борухом. Абрама Федоровича Иоффе мы называли между собой Папой. В этом не было и тени фамильярности или неуважения. Напротив, «Папа», «Папаша» произносились с самыми добрыми чувствами, с истинной любовью.

Мне посчастливилось несколько раз присутствовать на чествованиях Николая Николаевича Семенова — одного из самых крупных современных ученых, патриарха химической физики. Отмечались разные даты — пятьдесят, семьдесят, семьдесят пять лет… С каждым разом к старым прибавлялись новые титулы и звания — академик, Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной и Нобелевской премий… Всечествования проходили сердечно, в обстановке доброжелательности и искренности.

Помню теплую речь А. Ф. Иоффе на пятидесятилетии Николая Николаевича. Он хорошо говорил о заслугах юбиляра перед наукой.

— Желаю вам, дорогой Николай Николаевич, чтоб никакие акулы больше вас не щипали, — сказал Иоффе в заключение.

Эти слова были покрыты горячими аплодисментами и дружным смехом. Уж собравшиеся-то знали, на кого намекает Абрам Федорович! У Семенова были и завистники, и недоброжелатели, оспаривавшие правильность его работ, ставших теперь классическими. Самым яростным противником был человек, носивший фамилию, созвучную слову «акула».

Это торжество происходило в Москве, куда после войны переехал Н. Н. Семенов вместе с руководимым им Институтом химической физики Академии наук СССР. Гостей на чествовании Николая Николаевича собралось много, но одного друга юбиляру все же не хватало. Отсутствовал Петр Леонидович Капица, с которым Н. Н. Семенова связывают долгие десятилетия совместной работы. Академики Капица и Семенов принадлежат к числу первых учеников Абрама Федоровича Иоффе.

В то время, в 1946 году, у П. Л. Капицы были серьезные неприятности. Неизвестно, за какие и чьи грехи он был освобожден от работы в им самим созданном Институте физических проблем. Потом все было исправлено и встало на свое место, но тогда П. Л. Капица в институте не работал, жил за городом на даче и на людные собрания не выезжал. А для Семенова праздник без Капицы был неполным. И вот среди ночи он вместе со своей женой отправился на дачу к Капице и разбудил все семейство. Праздник продолжался уже там. В этом я убедился, приехав к Капице утром.


Рекомендуем почитать
Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711

В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.


1947. Год, в который все началось

«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.


Слово о сыновьях

«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.


Скрещенья судеб, или два Эренбурга (Илья Григорьевич и Илья Лазаревич)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Танцы со смертью

Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)


Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.