Физики и лирики: истории из жизни ученых и творческой интеллигенции - [14]

Рудольф просто остолбенел, – это что еще за прихоть такая?! У нас по плану посещение Пантеона, места вечного упокоения Великих, и никакие задержки в пути не предусмотрены.

Садиться за стол он наотрез отказался, а мне в наказание за мой каприз была заказана огромная кружка морса, которую я должна была выпить. Стоя. Но в Пантеон мы все равно опоздали, – оказалось, он в этот день закрывался раньше обозначенного в проспекте времени. Понятное дело, потом меня при каждом удобном случае попрекали за этот срыв программы. Женщины вообще не должны иметь собственных желаний, а действовать по плану, намеченному на этот день. Так заведено у них с Кристалл. Я это усвоила и больше никогда не выступала со своими предложениями, а бутылку с водой брала с собой в сумку.

Впервые сопровождать моего мужа в его поездках в Германию мне разрешили в 1990 году, когда по инициативе Рудольфа Мессбауэра Юре было присвоено звание доктора «Хонориус кауза» Мюнхенского Технического Университета и нас пригласили на церемонию посвящения. Церемония проходила в одной из аудиторий Университета при большом стечении народа. Мессбауэр по этому поводу прочитал незабываемую лекцию. На кафедре он как бы весь преображался, целиком отдаваясь порыву вдохновения, и аудитория, замерев, старалась не проронить ни слова из его прекрасного английского, на котором, из уважения к иностранным гостям, он читал свою лекцию. Впрочем, его живой рассказ неоднократно прерывался взрывами хохота, поскольку, отказавшись от традиционного перечисления научных заслуг свежеиспеченного доктора, Рудольф избрал совсем другую форму посвящения в это почетное звание – юмористическую. Люди просто покатывались со смеху, когда Мессбауэр красочно изображал разные комические эпизоды, которые происходили в академических и научных кругах у нас в Москве, а также во время наших бесконечных путешествий по долам и весям нашего необъятного отечества. Это был юмор человека вполне доброжелательного, однако имеющего зоркий глаз и острый ум. В чем ему никак нельзя было отказать.

В 1994 году мой муж получил премию имени выдающегося немецкого ученого, естествоиспытателя, географа и путешественника Александра Гумбольдта. Предполагалось, что лауреат этой премии со своей женой, а если хочет и с детьми, может прожить в Германии целый год, работая в каком-то научном центре или Университете. Но можно было этот срок и раздробить, и тогда приезжать на какое-то время в Германию ежегодно. Чтобы надолго не отрываться от своей работы, от нашего сына Максима и от нашей семьи, мы именно так и поступили и в течение восьми лет приезжали в Германию на несколько месяцев.

Нам предоставляли уютную двухкомнатную квартирку на Амалиенштрассе, в «Гастен-хаусе», в университетском районе, и первое, что мы делали, – шли в ближайший супермаркет, где закупали бумажные скатерти, пластиковую одноразовую посуду, выпивку и закуску. В нашей квартирке мы сдвигали письменный и обеденный столы и приглашали в гости наших ближайших друзей. По первому кругу это были обычно: Рудольф Мессбауэр с Кристалл, Джордж Алефельд с Хельгой, Майк Кальвиус с Лилиан и Зигхардт Фишер с Хельгой. Известные ученые, они все работали в том же Мюнхенском Техническом Университете. Веселье наступало далеко не сразу. В немецком обществе панибратские отношения с вышестоящими и более продвинутыми совершенно не приняты.

К Мессбауэру обращались обычно как к «герр профессор» и, понятное дело, на «вы». Никому и в голову не приходило возражать ему на семинаре, задавать какие-нибудь каверзные вопросы или спорить на повышенных тонах, как это сплошь и рядом бывает в нашей научной среде. Единственный человек, с которым наш Рудик был на «ты», это был его старый студенческий друг Алефельд, но и с ним они практически не виделись в домашней обстановке.

Постепенно наши гости оттаивали. Рудольф на смену Юре произносил тост:

– Предлагаю выпить за этих Каганов! Как только они приезжают, мы все собираемся вместе! Хотелось бы понять – почему мы никогда не собираемся без них?

Разумеется, общение у них происходило, но в другой форме. Бывали у них и совместные посещения оперы и филармонии или художественных выставок, благо ни одно значительное явление в мире искусства не обходит Мюнхен стороной. Ну, и постоянные выезды на природу. Едва вступив в этот красивейший город Германии, вы ощущаете дыхание близких Альп. Горный воздух продувает буквально все улицы Мюнхена, а центральная улица, Людвигштрассе, ведет прямиком к предгорью Альп. Для жителей Мюнхена оно, как для москвичей – Подмосковье.

Самым любимым видом воскресного отдыха для семейства Мессбауэра и Алефельда были пешие походы в горах с рюкзаками и в бутсах – трикони. При этом для женщин не делалось никаких скидок. Хотите равноправия – пожалуйста, мы можем вам его предоставить.

Однажды они взяли нас с Юрой с собой, и мы проделали длительный, на целый день, круговой маршрут километров на двадцать.

Мы оставили машины на стоянке, а сами на фуникулере поднялись на высоту приблизительно полторы тысячи метров над уровнем моря. Нам открылся потрясающий вид. Бесконечными рядами уходившие за горизонт цепи гор сверкали на солнце белоснежными вершинами. Пирамидальные склоны казались прочерченными по линейке. Небо было пронзительно-синего цвета, какой бывает только на рекламных открытках. Это была зона альпийских лугов, и трава, покрывавшая все вокруг мягким бархатистым ковром, напоминала ухоженный газон на какой-нибудь богатой вилле. Глаза слепило от всей этой пронзительной синевы и белизны. Тропа была хорошо утоптана множеством ног прошедших здесь туристов и четкими и глубокими отпечатками овечьих копыт. А вот, наконец, и отара овец, – отару охраняли крупные лохматые собаки. У нас эта порода сторожевых собак называется «кавказская овчарка», а по-простому – «волкодав». Мы замерли на опушке поляны, боясь окрикнуть пастуха. Но он нас увидел, свистнул собакам и крикнул им громко: «цум платц!», а нам помахал рукой: