Фирма - [23]

– Мил человек, помоги в машину затащить, а? Коллегу моего под домашний арест, вишь, спровадили. Начальство… А? Не тошнит тебя? Ничего? А то нашатырька… Или еще чего…

– Давай.

Шурик первым нагнулся и взялся за носилки.

Запихнув их в машину, Шурик вытер руки носовым платком и снова подошел к следователю.

– Что, какие-то вопросы? – спросил его Буров.

– Я думал, скорее у вас ко мне вопросы будут.

– Да? – Буров внимательно посмотрел на Шурика. – Возможно, возможно… Очень может быть.

– Что же, вам все ясно?

– А что тут неясного? – Буров продолжал внимательно разглядывать Александра Михайловича. – Вы его опознали?

– Нет, – честно ответил Рябой. – Думаю, его вообще невозможно опознать.

– Это почему?

– Ну а как вы проводите идентификацию личности? По зубам, что ли, к примеру?

Буров вздохнул.

– Ну, хотя бы по зубам.

– Бесполезно, – сказал Шурик.

– Почему же?

– А вы так на меня не смотрите, капитан. Я ведь помочь вам хочу.

– Это как?

– А так. Убыстрить процесс. Закончите с опознанием, все бумаги оформим, и я тело увезу. В Питер. На родину, так сказать.

– Так как же мы закончим, если вы, Александр Михайлович, говорите, что…

– Да, я говорю. Я говорю, что все эти ваши экспертизы, если они вообще будут, – пустая трата времени. Возьмем, к примеру, зубы…

– Ну?

– Вот вам и "ну"! Леков всю жизнь боялся зубных врачей. С детства. И не только зубных, а вообще – всех. И медицинской карты у него нет, и страховки нет. Он, если его прихватывало, шел к частнику, платил деньги и там, под наркозом, решал свои проблемы. Зубы он вообще никогда не лечил, например.

– То есть?

– Рвал. Заболит у него зуб, он с ним три года ходит, анальгин жрет, вернее, жрал, пока его брало. Он же торчал со страшной силой, да и пил – все вместе. Так что его болеутоляющие практически не брали последнее время. Ну, тогда он на наркоте начал все делать. У частных врачей. У знакомых своих. Как вы их найдете? Я и то не знаю, у кого он свои зубы рвал, а потом вставлял. Ни медкарты, я повторяю, ничего такого у него нет. Даже свидетельство о рождении где-то посеял. Так что не тратьте время на экспертизы. Ну, разве, группу крови… Так это ведь недолго.

– Недолго, если постараться, – задумчиво сказал Буров.

– А кто говорит, что мы стараться не будем? Мне сегодня его увезти надо.

– Почему такая спешка?

Шурик улыбнулся, глядя прямо в холодные глаза Бурова.

– Знаете что? Вы, я вижу, человек приличный. Давайте-ка мы с вами встретимся в более приличной обстановке, там и поговорим. Я вам все расскажу – и почему спешка, и что за человек был Вася Леков. Как вы на это смотрите?

– Я на это смотрю положительно. Где и когда?

– Ну… Вы когда освободитесь?

– Если в этом проблема, то мы можем прямо сейчас продолжить нашу беседу. Только вот где?

– Поехали в "Гору". Знаете такое заведение?

– Знакомое место.

– Вот и прекрасно. Вы на машине?

– Да.

– "Тойота" красная? Да?

– Верно. Вы наблюдательный человек, Александр Михайлович.

– Что делать. Работа такая. Зевать нельзя. Ну что, едем?

– Минуту. Сейчас я переговорю со своими, и поедем.

– Вы машину-то отправьте с трупом, – сказал Шурик вслед Бурову. – А то сейчас понаедут журналисты, такое начнется… Сумасшедший дом.

– Да. Конечно. – Буров кивнул и направился к развалинам сгоревшего дома, где стояли члены оперативной группы.

"Чего это он приехал сразу? – подумал Шурик, направляясь к своей машине. – Сидел бы себе в кабинете… С какой стати следователя понесло на происшествие? Ладно, выясним. Вроде непростой парень этот Буров. И сие хорошо. Есть поле для деятельности".

Шурик не любил "простых" людей. На них невозможно было заработать. "Простой" человек – порожняк, пустышка.

4

Вавилов давил ногами на планку тренажера и тихо матерился.

"Черт бы подрал это время! – думал он. – Хотя бессмысленно, конечно, сердиться на время, бред, это точно, но как оно все-таки мчится! Для чего все это?"

Вавилов покосился на чучело двурогого носорога, которое занимало большую часть обширного холла.

"Вот времечко было, – думал Владимир Владимирович. – А как быстро пролетело! Словно и не со мной. Словно и не был в Африке. Столько мечтал, столько готовился, стоило ли так переживать?.. Стоило! – с внезапной злостью решил он, снова надавив на планку. – Стоило! И еще поеду. И не только в Африку. На Северный полюс поеду, в Китай… В Китае не был ни разу, непорядок. Как так? Уже пятый десяток, а я еще не успел взглянуть на Великую Китайскую! Так, глядишь, в суете и проморгаю. Нет, врешь! Не проморгаю!"

Вавилов начал так энергично качать тренажер, словно физически хотел угнаться за ускользающими в вечность секундами, минутами, наверстать растраченные по пустякам часы и сутки. Теперь он все чаще задумывался о том, сколько времени потерял в жизни, растратил, даже не просто растратил, а элементарно, походя выбросил на помойку, списал со счета, словно ластиком стер на календаре дни, месяцы и целые годы.

Эти мысли иногда пугали Владимира Владимировича, иногда доводили до бессильной ярости, которая питала сама себя, стократно умножаясь от осознания этого бессилия, от того, что он, Вавилов, человек, который мог сделать очень многое, почти все, фигура, одно упоминание о которой заставляло людей поднимать глаза к потолку и разводить руками, человек, о котором ходили анекдоты (а это в России верный признак того, что народ возвел некоего человека в ранг Великих, почти небожителей), не может сделать ровным счетом ничего и так же немощен в попытке нагнать упущенное время, как и последний алкаш от ларька или нищий и несчастный инвалид-пенсионер.