Финская война как опыт социологии - [12]

Да то ж от избытка сил и гениальности т. Сталина, который готовился к наступательной, а не к оборонительной войне!! – жизнерадостно объясняет Виктор Суворов.

Ну да. Мы-то, допустим, верим. Вот только Гитлер, козел, не поверил. Себе и нам на беду. И нашу избыточно сильную и мудрую армию гонял по матушке-России в хвост и в гриву, пока она наконец не научилась воевать. Невероятно дорого заплатив за науку. У него, кстати, наступающие войска при необходимости быстро и организованно переходили к обороне. Что при квалифицированном управлении, рискну предположить, не есть задача непосильной сложности.

А при неквалифицированном – что оборона, что наступление одинаково захлебываются в кровавых соплях. Если быть честным, то лишь гигантские размеры территории и демографической базы (плюс, несомненно, яростное упорство руководства во главе со Сталиным и еще русский характер) позволили выстоять. За счет – это тоже несомненно – народа, который щедро расплачивался кровью за промахи и прорехи Руководящей и Направляющей силы, допустившей приход войны на нашу землю. Чего политическое руководство обязано было не допускать.

Одна из таких прорех – финская эпопея.

В первой половине ноября на Карельский перешеек направили комиссию под началом известного советского артиллериста Николая Воронова (впоследствии Главный маршал артиллерии, автор книги воспоминаний «На службе военной», М., Воениздат, 1963). По итогам рекогносцировки его пригласили Мерецков, Кулик и Мехлис, на которых было возложено боевое и политическое обеспечение финской кампании. Замнарком обороны Геннадий Кулик спросил, сколько потребуется орудий и снарядов. Воронов резонно ответил, что все зависит от характера боевых действий – наступать или обороняться, от тактики и от продолжительности боев.

«…Между прочим, сколько времени отводится на операцию?

– Десять – двенадцать суток.

– Буду рад, если удастся все решить за два – три месяца.

Мои слова были встречены язвительными насмешками. Г.И. Кулик приказал мне вести все расчеты с учетом продолжительности операции 12 суток».

Видимо, исходя из этих же победительных установок, планировщики не озаботились обеспечением армии теплой одеждой. Отсюда дремучие солдатские слухи, что большевики (а может, вредители) специально держали живую силу в легких шинелях, чтобы та быстрей ломилась вперед…

К 6 декабря, после недели боев, танки Мерецкова только преодолели первую полосу препятствий («полосу обеспечения» или «предполье») перед линией Маннергейма на Карельском перешейке и приблизились к главной зоне противотанковых сооружений. Зато на севере уже взяли Петсамо. Хуже всего было посредине, где перед 163-й стрелковой дивизией стояла задача разрубить Финляндию надвое, выйти к Ботническому заливу и изолировать север от юга (это, кстати, к вопросу об ограниченной, якобы, цели «отодвинуть границу от Ленинграда»). Войска за четыре дня прошли около 50 км и завязли в снегу под постоянным огнем легких финских соединений.

14 декабря командир 9-й армии М. Духанов получает в распоряжение резервную 44-ю дивизию под командованием А. Виноградова общей численностью около 17,5 тыс. человек. Прямо из Житомира, в легком осеннем обмундировании. Лишнее свидетельство тому, что война уже к середине декабря вышла за пределы Ленинградского ВО. Украинская дивизия с ходу брошена в бой. Но прогресса по-прежнему нет. Закипает штабная истерика. 19 декабря штаб 9-й армии получает телеграмму за подписями Главнокомандующего Ворошилова, Члена Главного Военного Совета Сталина и начальника Генерального штаба Шапошникова. Предписано срочно силами 44-й дивизии вызволять 163-ю. Что и так уже делается. Любой ценой не допустить окружения и плена. «…За возможную катастрофу будете отвечать лично». Отметим: термин «катастрофа» введен в оборот не буржуазными фальсификаторами, а тт. Ворошиловым и Сталиным.

В 20-х числах декабря финские радисты перехватывают распоряжения штаба 9-й армии, от большого ума сделанные напрямую, без шифра. Нашим командирам явно не до грибов и столь же явно не хватает квалификации. Бдительный комиссар Мехлис пишет донос: теперь, по крайней мере, ясно, на кого валить. Вскрыто очередное гнездо вредителей.

Финны, и без того читавшие советскую тактику как открытую книгу, делают все, чтобы не допустить встречи дивизий. И преуспевают. Перерезают дороги, окружают наших в заснеженных лесах и методично отстреливают, разбивая на небольшие группы вместе с неповоротливой в снегах тяжелой техникой. Задача понятна: не дать пополнить запасы горючего, боеприпасов, продуктов и живой силы. Тактика получила название «мотти» – от финского словца, означающего заготовку дров. Отрезаешь и колешь. Отрезаешь и колешь…

Начиная с полевых кухонь. Два-три дня без еды в осенней шинели при морозе под 40 градусов – и готово. В первой декаде января голодную, обмороженную и измученную 163-ю дивизию раскололи на щепочки и бросили замерзать в лесу. Теперь все внимание к 44-й. Еще 4 января ее командир Виноградов просит разрешения отступить. К этому моменту 9-я армия уже имеет другого начальника – Василия Чуйкова, будущего маршала. Чуйков, на скорбном опыте приученный к осторожности, запрашивает дозволения сверху. Не из Ленинграда, а из самой Москвы: маленькая победоносная война давно разрослась в кровавую общенациональную драму. На согласование уходит два дня. Отступить разрешают, но при условии вывода всей техники. Очень своевременное требование – техника уже брошена бегущими войсками. К 7 января, когда дивизия все-таки выбирается назад к советско-финской границе, из ее личного состава 1001 человек убит, 1512 ранены и обморожены, 2243 без вести пропали. Потери вооружения и техники: 4340 винтовок, 1235 револьверов и пистолетов, около 350 пулеметов, 30 пушек 45-мм, 40 пушек 76-мм, 17 гаубиц 122-мм, 14 минометов и 37 танков. 40 процентов бойцов вернулись с пустыми руками, побросав винтовки. На полк приходится примерно по тысяче бойцов. 1057 раненных и обмороженных направлены в госпиталь.