Финикийцы и Карфаген - [77]

Пунийцев спасла финикийская солидарность.

«...Царь приказал своим кораблям плыть на Карфаген. Финикияне, однако, отказались подчиниться царскому приказу. Они объявили, что связаны страшными клятвами и выступить в поход на своих потомков для них великое нечестие. А без финикиян корабли остальных [подвластных царю городов] не могли тягаться с карфагенянами. Так-то карфагеняне избежали персидского ига. Ведь Камбис не пожелал силой заставить финикиян [выступить в поход], потому что они добровольно подчинились персам и вся морская мощь персидской державы зависела от финикиян [и держалась] на них»[29].

Цитируемый отрывок примечателен благодаря огромному массиву информации, уложенному Геродотом всего в несколько строк.

Первое: своих не бросают. Финикийцы могли сколько угодно враждовать между собой (вспомним штурм Гадира карфагенянами), но в случае общей внешней угрозы они предпочитали сопротивление, пускай и в виде открытого саботажа. Слова Геродота о «страшных клятвах» не обязательно художественное преувеличение — возможно, между Тиром и Карфагеном действительно существовало некое соглашение, основанное на религиозном фундаменте. Преступить клятву перед богами для человека древности было очень сложно, почти немыслимо — исключения составляют статистическую погрешность и всемерно осуждаются античными авторами как неискупимое прегрешение.

С другой стороны, не исключены и сугубо прагматические соображения: карфагеняне для Тира были не только прямыми родственниками и потомками, но еще и основным поставщиком бесчисленных заморских товаров. Переход средиземноморской торговли под персидский контроль означал мор, глад и разорение, а прибыль для финикийца всегда оставалась делом не менее священным, чем клятва пред ликом Мелькарта.

Второе. Если царь Камбис, правитель пусть своенравный, но разумный и обладающий огромным военным опытом, отдал приказ плыть на Карфаген, значит, он был уверен в своих силах и в успехе предприятия. Сколько именно финикийских кораблей находилось в его распоряжении достоверно неизвестно, но их число должно быть очень внушительно — во всяком случае не менее двух или трех сотен. Пятнадцать лет назад, в сражении при Алалии, карфагеняне выставили шестьдесят боевых кораблей в качестве «флота метрополии»; несомненно за минувшие годы эскадра Нового Города усилилась, но вот вопрос — до какого предела?..

Не совсем понятно, что подразумевается под «остальными подвластными царю городами», чей флот не был способен противостоять Карфагену. Покоренные греческие полисы с побережья Малой Азии? Египтяне? Другие финикийские города помимо Тира? Так или иначе эти силы рядом с эскадрой тирян выглядели несерьезно.

Третье: империя Ахеменидов настолько нуждалась в финикийском флоте, что прямое неисполнение приказа царя (пускай и обставленное со всей возможной учтивостью и ссылками на жуткие и нерушимые клятвы) сошло тирийцам с рук без пошлых последствий в виде пресловутого монаршего гнева с отрезанием голов, посажением на кол или массовым распятием — в патриархальной Ассирии церемониться с ослушниками не стали бы, строжайше покарав виновных.

Камбис сделал вид, будто ничего особого не произошло, оставил мысль о походе на Карфаген и отправился вдоль реки Нил на юг, завоевывать Нубию, где потерпел тактическую неудачу из-за просчетов в снабжении армии.

Второй запланированный поход на оазис Аммона до XXI века считался событием легендарным: Геродот сообщает, будто войско числом в 50 тысяч мечей в полном составе сгинуло во время песчаной бури. Никаких доказательств тому не было вплоть до 2009 года, когда итальянские археологи Анджело и Альфредо Кастильони обнаружили в пустыне неподалеку от оазиса кости и многочисленные артефакты эпохи Ахеменидов включая персидское военное снаряжение. Видимо, экспедиционный корпус Камбиса заблудился в песках Сахары, взяв неверное направление и бесславно погиб.

В конце 524 года до н.э. царь спешно вернулся из Нубии в Мемфис, подавлять восстание поднятое свергнутым фараоном Псамметихом, которого недальновидно оставили в живых и даже не отправили в ссылку — мы снова наблюдаем преступный либерализм персов.

Подход иранцев к политике в завоеванных царствах отличался от кровавых ассирийских методов как небо и земля. Конечно, по факту мятежа Камбис продал в рабство дочь бывшего фараона, сына и наследника казнил способом, о котором в подробностях говорить не хочется, а сам Псамметих «выпил чашу бычьей крови», от чего и умер — по сравнению с ассирийцами, непременно устроившими бы после бунта египтян массовый геноцид, Камбис выглядит белокрылым голубем и неслыханно милостивым государем. Его отношение к Египту после восстания изменилось к худшему, выборочные репрессии последовали, но до образцово-показательной резни в классической стилистике царя Ашшурнацирапала II дело так и не дошло. Tempora, как говаривали потом римляне, mutantur.

В любом случае действия персов по расширению своего влияния в Африке закончились неудачей: нубийцы сумели отбиться, захвату богатых оазисов помешали природные условия, а до Карфагена было не дотянуться благодаря отказу финикийцев от сотрудничества.