Финиас Финн, Ирландский член парламента - [57]

Пока Тёрнбёлль еще говорилъ, Баррингтонъ Ирль подошелъ къ тому мѣсту, гдѣ сидѣлъ Финіасъ, и шепнулъ ему на-ухо нѣсколько словъ:

— Бонтинъ приготовляется отвѣчать Тёрнбёллю и очень этого желаетъ. Я сказалъ ему, что, мнѣ кажется, вамъ слѣдовало бы воспользоваться этимъ случаемъ, если вы этого желаете.

У Финіаса не было въ эту минуту готоваго отвѣта для Ирля.

— Кто-то сказалъ мнѣ, продолжалъ Ирль: — что вамъ хотѣлось бы говорить сегодня.

— Это правда, сказалъ Финіасъ.

— Сказать мнѣ Бонтину, что вы будете говорить?

Вся комната завертѣлась передъ глазами нашего героя. Тёрнбёлль все еще продолжалъ говорить своимъ чистымъ, громкимъ, непріятнымъ голосомъ, но неизвѣстно было, какъ долго будетъ онъ еще продолжать. На Финіасѣ будетъ лежать обязанность, если онъ теперь согласится, въ-теченіе десяти минутъ, а можетъ быть и трехъ, защищать своего великаго друга мистера Монка въ грубыхъ личныхъ нападеніяхъ. Прилично ли приняться за это дѣло такому новичку какъ онъ? Если онъ это сдѣлаетъ, вся рѣчь, которую онъ приготовилъ, должна пропасть. Это дѣло было именно такое, какое онъ предпочелъ бы лучше всего исполнить, и исполнить хорошо, но если ему неудастся! А онъ чувствовалъ, что ему неудастся. Для такого дѣла человѣкъ долженъ имѣть и здравый смыслъ, мужество, самоувѣренность нѣчто подходящее къ презрѣнiю къ слушающимъ оппонентамъ, и ни малѣйшаго опасенія относительно слушающихъ друзей. Онъ долженъ, какъ пѣтухъ на своемъ дворѣ, совладать со всѣми обстоятельствами окружающими его. Но Финіасъ Финнъ даже еще не слыхалъ звука своего собственнаго голоса въ этой комнатѣ. Въ эту минуту онъ былъ такъ сконфуженъ, что даже не зналъ, гдѣ сидѣлъ Мильдмэй а гдѣ Добени.

— Я лучше подожду, сказалъ онъ наконецъ: — пусть отвѣчаетъ Бонтинъ.

Баррингтонъ Ирль взглянулъ ему въ лицо, а потомъ перешагнулъ черезъ скамейки и сказалъ Бонтину, что говорить долженъ онъ.

Тёрнбёлль продолжалъ говорить такъ долго, что далъ время бѣдному Финіасу раскаяться; но раскаяніе было безполезно. Онъ рѣшилъ противъ себя, и его рѣшенія нельзя было уже отмѣнить. Онъ ушелъ бы изъ Парламента, только ему казалось, что если онъ это сдѣлаетъ, то всѣ будутъ па него смотрѣть. Онъ надвинулъ шляпу на глаза и остался на своемъ мѣстѣ, ненавидя Бонтина, ненавидя Баррингтона Ирля, ненавидя Тёрнбёлля — по больше всѣхъ самого себя. Онъ обезславилъ себя навсегда и никогда не могъ же наверстать потерянный случай.

Рѣчь Бонтина вовсе не была замѣчательна, но онъ обладалъ гибкимъ языкомъ и той фамильярностью съ этимъ мѣстомъ, которой недоставало бѣдному Финіасу. Однако была одна минута, которая была ужасна для Финіаса: когда Монкъ оглянулся на него, какъ ему показалось, съ упрекомъ. Онъ ожидалъ, что защита его достанется тому, кто примется за это съ большей теплотою сердца, чѣмъ можно было ожидать отъ Бонтина. Когда Бонтинъ пересталъ говорить, сказано было еще двѣ-три короткихъ рѣчи. Потомъ началось собираніе голосовъ и вышло такъ, какъ Финіасъ предсказывалъ лорду Брентфорду; но въ этомъ не было торжества для бѣднаго молодого человѣка, который не говорилъ отъ страха и теперь сдѣлался трусомъ въ своемъ собственномъ уваженіи.

Онъ вышелъ изъ парламента одинъ, старательно избѣгая разговора со всѣми. Когда онъ выходилъ, онъ видѣлъ Лоренса Фицджибона въ передней, но прошелъ не останавливаясь ни на минуту, чтобы избѣгнуть встрѣчи съ своимъ другомъ. Куда теперь ему идти? Онъ вынулъ часы и увидалъ, что ровно десять часовъ. Онъ не смѣлъ идти въ свой клубъ, а идти домой и лечь спать для него было невозможно. Онъ былъ очень несчастенъ и ничто не могло утѣшить его, кромѣ сочувствія. Кто будетъ слушать, какъ онъ будетъ бранить самого себя, а потомъ отвѣчать ему, ласково извиняя его слабость? Мистриссъ Бёнсь сдѣлала бы это, еслибъ умѣла, но сочувствіе мистриссъ Бёнсъ было не очень интересно. Только одной особѣ на свѣтѣ могъ онъ разсказать свое униженіе съ надеждой на утѣшеніе, и эта особа была лэди Лора Кеннеди. Сочувствіе всякаго мужчины было бы для него непріятно. Онъ думалъ-было броситься въ ногамъ Монка и разсказать ему всю свою слабость — но онъ не могъ бы снести состраданія даже отъ Монка. Онъ не могъ снести его ни отъ одного мужчины.

Онъ подумалъ, что лэди Лора Кеннеди будетъ дома и, вѣроятно, одна. Онъ зналъ во всякомъ случаѣ, что можетъ постучаться въ ея дверь даже въ этотъ часъ. Онъ оставилъ Кеннеди въ парламентѣ и, вѣроятно, онъ останется тамъ еще часъ. Ни одинъ человѣкъ такъ постоянно не занимался дѣломъ до конца, какъ Кеннеди. Финіасъ пошелъ на Гросвенорскую площадь и постучался въ дверь лэди Лоры. Да, лэди Лора была дома и одна. Его провели въ гостиную и тамъ онъ нашелъ лэди Лору, ожидавшую мужа.

— Итакъ пренія кончились, сказала она съ ироніей.

— Да, кончились.

— Что же сдѣлали?

Финіасъ разсказалъ ей.

— Что такое съ вами, мистеръ Финнъ? сказала она, вдругъ взглянувъ на него. — Вы нездоровы?

— Я совсѣмъ здоровъ.

— Зачѣмъ вы не садитесь? Вѣрно случилось что-нибудь, я знаю. Что такое?

— Я просто поступилъ какъ величайшій идіотъ, какъ величайшій трусъ, какъ самый неуклюжій оселъ, когда-либо существовавшій.

— Что вы хотите сказать?