Финальный аккорд - [45]

«Я заберу гитару Хоуп. Пожалуйста, поспеши с приходом домой и заплати няне. Уложи Хоуп спать. Передай ей от меня воздушный поцелуй и скажи, что я ее люблю».

Меня не удивило, что в конце сообщения не было ни смайликов, ни «Люблю Тебя!». Но, по крайней мере, она согласилась забрать гитару. В данный момент этого было достаточно. Остальную часть неприятностей, которые я создал, можно будет исправить позже. Моя последняя встреча в тот день затянулась, поэтому я пробыл в офисе почти до семи сорока пяти. К тому времени городской транспорт двигался уже достаточно быстро, и я легко добрался из офиса до дома.

– Папа? – сказала Хоуп, когда я в половине девятого вошел в дверь. – Ты дома?

С каких это пор из ее лексикона выпало слово «папуля», спросил я сам себя. Я был измотан, но сумел улыбнуться.

– Ожидала увидеть кого-то еще?

– Нет, – ответила она небрежно. – Но складывается впечатление, что ты все время на работе.

Я потрепал ее за волосы.

– Я знаю… и мне очень жаль. Но сейчас пора ложиться баиньки. У тебя была возможность лечь спать немного позже, чем обычно, потому что мамы нет дома. Но она дала мне строгий наказ уложить тебя в постель, как только я вернусь домой.

Няня, подросток с косичками, которая жила через несколько домов от нас, складывала одеяло на диване.

– Сколько я вам должен? – спросил я. – Я понятия не имею, какие сейчас расценки.

В своей прекрасной подростковой манере она ответила:

– По фигу.

Я вытащил из кармана пачку денег.

– Сорок достаточно?

Она кивнула, пытаясь подавить широкую улыбку, и выскочила за дверь.

Уложив Хоуп в постель, я отправился в гостиную ждать Анну. В девять часов я начал волноваться. Если магазин закрылся в восемь, то она должна была уже быть дома. Я оставил ей голосовое сообщение, чтобы она немедленно позвонила мне. Звонка не последовало. К девяти тридцати у меня внутри поселилась устойчивая тревога. Где Анна? На нее совсем не похоже: чтобы ее так поздно не было дома, особенно без предупреждения. Я снова попытался дозвониться ей по сотовому телефону, но звонок по-прежнему переключался на голосовую почту.

Мысленно я возвращался ко всему, что она сказала во время нашего недавнего разговора. «У тебя никогда не хватает времени… Что-то должно измениться или наш брак не сохранится… Мне надо решить, достаточно ли моей любви к тебе для того, чтобы продолжать пытаться сделать это возможным». Чем дольше я думал, тем больше мне хотелось найти старый список обетов, который я дал в день свадьбы, только для того, чтобы меня стошнило в этот пакет.

– Вот именно, – мрачно сказал я сам себе, расхаживая по комнате и украдкой поглядывая в окно каждые несколько секунд в надежде увидеть жену.

– Она сдалась. Я слишком много раз подводил ее и теперь… что? Она меня игнорирует? Решила проучить меня? Или…

Я даже не хотел думать об этом, но не мог остановить мысли, чтобы они не шли в этом направлении. «Вот дерьмо… она на самом деле уходит от меня». У меня в животе ёкнуло от этой мысли. Именно тогда в нескольких шагах от меня раздался звонок телефона, и я бросился к нему.

– Анна?

– Алло? – Низкий голос явно не был голосом моей жены. – Это мистер Итан Брайт?

Телемаркетолог, сказал я себе, пытаясь расслабиться.

– Да. Кто это?

– Здравствуйте, сэр. Это Реджи Уилсон, социальный работник Неспециализированной больницы Сан-Франциско.

Он замолчал, чтобы откашляться.

– Мистер Брайт, произошел несчастный случай.

Как только он это сказал, кровь отхлынула у меня от лица.

– Терпеть не могу вызывать вот так, неожиданно, – продолжал он, – но ваша жена находится в довольно тяжелом состоянии, и мы хотели бы, чтобы вы приехали как можно быстрее.

Я не мог дышать. Метроном Господа резко остановился; время застыло на месте.

– Мистер Брайт? Алло?

– Я здесь, – прошептал я ошеломленно. – Насколько серьезно?

– Я думаю, будет лучше, если вы приедете в госпиталь, и мы сможем дать вам более подробную информацию на месте. Вы в состоянии вести машину?

– Да, – хрипло сказал я. – Уже еду. Я смогу быть там через пятнадцать минут.

– Отлично. Я буду ждать вас в холле приемного отделения.

– У меня есть маленькая дочь. Можно ей тоже приехать? Я не могу оставить ее одну.

– Конечно. До скорой встречи.

Как по заказу, позади меня тоненький голосок спросил:

– Папа, мама уже дома?

Я повесил трубку и медленно повернулся. Мне хотелось расплакаться, когда я увидел ее. Я знал, что должен был сказать ей о том, что происходит, но в то же время я хотел оградить и защитить ее от трагедий жизни. Я поманил ее, чтобы она подошла поближе, встал на колени и крепко обнял.

– Нет, тыковка. Но мы едем, чтобы прямо сейчас увидеть маму.

* * *

– Я уверен, что все в порядке, – продолжал я говорить Хоуп, когда мы ехали в больницу. – Произошла небольшая автомобильная авария. Беспокоиться не о чем.

Она каждый раз кивала, когда я ей это говорил, но много не разговаривала.

Когда мы вошли в вестибюль приемного отделения, он был забит людьми. Некоторые спали на стульях, другие жаловались на то, что приходится ждать, а несколько человек стонали от боли. В стороне, прислонившись к стене, около тридцати футов от входа, я увидел хорошо одетого афроамериканского человека с больничным значком, прикрепленным к рубашке. Может быть, из-за безумного взгляда на моем лице или потому, что я тащил Хоуп следом за собой, но он, кажется, сразу узнал меня, когда наши глаза встретились, хотя я был уверен, что никогда не видел его раньше в своей жизни. Он махнул нам едва уловимым жестом, затем закончил строчить что-то в блокноте.