Философское мировоззрение Гёте - [15]

. И пусть не возражают финалом: финал трагедии, как и Пролог, вневременен; здесь Фауст — уже не стремящийся, а достигший; здесь он — Доктор Марианус, знающий тайну гармонизации полярности; но между последней сценой трагедии и финалом — ненаписанный третий Фауст, загаданный на тысячелетие вперед мытарствующей европейской душе, изживающей покуда антиномию первого и второго Фауста, или двух душ его. Третий Фауст, мелькнувший некогда европейской душе в загадочной личности манихейского учителя Фаустуса, отвергнутого Августином («Contra Faustum») и вслед за ним цепенеющей западной мыслью, третий Фауст, задача которого сводится к гнозису двойственной природы зла и который на этот раз свершит себя отнюдь не в люциферически-восхи́щенном вожделении остановить мгновение(что, по сути дела, является не меньшим грехом, чем случай с Гретхен), но в динамическом равновесии между явным и переодетым злом, — этот Фауст еще предварит финал. Пока же путь к спасению лежит через последовательное осознание проблемы, метода и истины. Принцип полярности ознаменован выходом в зону проблематики. Субординация начал (или-или) сменяется их координацией (и-и); не плюс или минус, а плюс и минус, которые, подчеркивает Гёте,«оба требуют равных прав», и вот самый факт этого равноправия оказывается головокружительным. Бедному ламанчскому рыцарю приходится разрываться на части между прекрасной Дульсинеей и замызганной Альдонсой. Он должен это сделать, чтобы перестать быть посмешищем в глазах тех, кто опьянен, как и он, но иным напитком: напитком трезвости. Крайности натягиваются, как струна, готовая лопнуть или запеть. Из одного глаза выглядывает дьявол, из другого — ангел (переодетый!). Прерывается дыхание. Начинается проблема.

Нарастание

Полярность — бездна, воспетая декадентами всех времен и стольких из них поглотившая.

Сознание не выдерживает чудовищной амплитуды раскачек, и манихейство, вытолкнутое в подсознание, мстит оттуда полнейшим неумением справиться с головокружением; остается зажмуриться и вслепую бить по струне, растянутой меж обоими полюсами; выявление полярности здесь шизофренично:

Взлечу я выше ели,

И лбом о землю трах,

Качай же, черт, качели,

Все выше, выше… ах!

(Ф. Сологуб)

Но отказ от альтернативы, способствующий осознанию проблемы, приводит к требованию альтернативы, как скоро дело касается выработки метода. В ракурсе метода встает отвергнутое прежде или-или. Или бездна (с «бесовски-сладким чувством» Гоголя), или преодоление полярности. Бездна ведь не только парализует мысль, она ее и стимулирует. Я вспоминаю прекрасные слова Поля Валери о Леонардо да Винчи (они в полной мере приложимы к Гёте): «Его не страшила бездна. Бездна наводила его на мысль о мосте». Мост — метод, изводящий сознание из кромешного ада проблемы к солнечному блику истины. Этот метод Гёте обозначил символом нарастания.

Glеiсh sei Keiner dem Anderen; doch gleich sei Jeder dem Höchsten.

Wie das zu machen? Es sei Jeder vollendet in sich[10].

Но что значит быть совершенным? Ответ Гёте: достичь организованной полноты.

Полнота — мы видели уже — налицо в осознании принципа полярности, но это — хаотическая полнота, грозящая безумием и самоуничтожением. Стало быть, дело идет об организации ее. Проблема, возвестившая нам «что» пути самопознания, приводит нас к «как». Здесь и начинается метод.

Первый вопрос: до конца ли осознана полярность? Знает ли человек предельные возможности обоих своих полюсов? Ответ отрицательный: раздвоенность осознана пока лишь как факт; она еще не испытана. Нарастание — испытание глубиной: факт осознания влечет за собою факт интенсификации; при этом оба полюса интенсифицируются последовательно и равномерно; открывается, что полнота не сводится к ним без остатка, ибо в противном случае интенсификация была бы невозможна. Интенсифицирует кто-то третий, и это есть прямое опытное узнание, переходящее постепенно в усиливающееся чувство контроля над обоими полюсами. Нарастание последних рассматривается теперь объективно, как бы со стороны; прежние стабильные представления и понятия плавятся по мере их углубления, и взору третьего предстает поразительно текучая жизнь, которую с точки зрения прежних переживаний лучше всего можно было бы обозначить как «море противоречий». Странные признания срываются здесь с уст Гёте — дразнящие головоломки на тему: «Что такое хорошо и что такое плохо». — «От природы, — говорит он, — мы не обладаем ни одним недостатком, который не мог бы стать добродетелью, и ни одной добродетелью, которая не смогла бы стать недостатком». И еще одно опасное свидетельство: «Культивируя наши добродетели, мы культивируем также и наши пороки». Следует, поэтому, остерегаться противопоставлять культу зла культ «переодетого» добра; добро и зло суть стабильные и неизменные единицы лишь на периферии сознания, не ведающего еще всех сюрпризов дифференциального исчисления, которое сознанию в процессе самосознания предстоит еще открыть. Нарастание полярности с математической достоверностью свидетельствует о, так сказать, «рокировках» крайностей; дифференциация изображает сплошную текучесть и взаимопереход состояний; теперь уже бессмысленно говорить о стабильно