Философский комментарий. Статьи, рецензии, публицистика, 1997-2015 - [222]
Неважно, значение или назначение явленного в социокультурной практике при-под-ни-мается на уровень смысла, в обеих ситуациях подменный Дух, намертво сцепленный с референтами, от них отсчитывающий себя, закупоренный в текущем моменте, огра-ни-чивает сознание, принуждает его быть односторонним, фиксированным на прило-же-нии к действительности, бессильным выстраивать собственный мир. Чистый смысл сво-боден в выборе как термов, которые он сопрягает, так и типа связи, устанавли-ва-е-мой между ними. Он не использует вещи, а вольно комбинирует их, так что в такой, под-дающейся глобальному трансформированию среде открывается позиция для вовсе ино-го, для еще небывалой вселенной, куда и устремляется креативность логоистории . Чем слабее такое визионерство, тем более витальность , упускающая из виду то, как она мог-ла бы быть качественно преобразована, накапливается количественно, спасает себя в телесном умножении, как то происходит сейчас, когда население земного шара пере-ва-ливает через границу в семь миллиардов человек.
2
Псевдосмысл ведет непрекращающуюся войну со смыслом, который он не в силах по-бедить, пока история не иссякла, и потому компрометирует, выставляет в качестве стра-дающего пороками, неприемлемыми для здравого рассудка. Очернительство осу-ще-ствляется с помощью самых разных уловок, одна из которых состоит в том, чтобы об-винить дешифровку смыслопорождения в параноидности , в безосновательной подо-зри-тельности. Так, Одо Марквард скопом отвергал философию истории, якобы непре-мен-но выдумывающую «образ врага» в жажде сообщить человеческому времени целе-по-ложенность , которую оно должно обрести в схватке за истину.[5] Н екоторые (прежде всего политизированные) историософии (например, марксизм) и впрямь имеют дело с фи-гурой антагониста, мешающего обществу организоваться раз и навсегда наилучшим спо-собом. Но есть и такие историософии (скажем, учения Иоахима Флорского или Джам-м-баттиста Вико), что не рассматривают срезы социокультурного развития как вну-трен-не агональные , обходясь тем самым без «образа врага» (диахрония здесь акту-а-ли-зу-ет возможности, вложенные в человеческую природу). Компрометация попыток рас-се-кретить смысл исторического творчества замалчивает неугодные ей факты. По-нят-но, что c мысл , коль скоро он ассоциирует значения, не дан, в отличие от них, для непо-сред-ственного созерцания. Как отношение, как идеальность он не постигаем по-ми-мо ги-потез, догадок. Предположение питает и интерес к Логосу, и сознание, плененное конспирологией . Логос, однако, отнюдь не следствие злоумышления. Те, кто сверты-ва-ют поиски смысла к «теории заговора», сами параноидны: их преследует страх, кото-рый внушает им смысл, прячущийся под поверхностью явлений. От смысла нам стано-вится не по себе (он и есть « das Un-heimliche »), потому что он с нами везде и всегда, никогда и нигде в символическом порядке не открываясь в своей чистой форме.
Существуют и многие иные приемы, посредством которых опорочивается смысл. Он объявляется то неразрешимо антиномичным (но как раз по той причине, что он допус-ка-ет взаимоисключающие ответы на один и тот же вопрос, социокультура представляет со-бой динамичное образование, обнаруживающее в себе все новые и новые потенции), то плодящим, по выражению Гоббса, «пустые имена», не обеспеченные обступающими нас реалиями (прикажете отменить искусство?), то избыточно удваивающим мир (пусть так! — не будь, однако, этого дубликата, откуда взялась бы оперирующая как буд-то одними значениями экспериментальная наука, которая ставит действительность в ус-ловия, в той не наличные?).[6]
Более подробный обзор демагогических хитростей, на которые пускается псевдо-смысл в своем конфликте со смыслом, отнял бы немало места, но вряд ли добавил бы что-то к освещению проблемы по существу. Касательно же существа надобно за-метить, что смысл и сам с e бя компрометирует, помимо тех нападок, которым он под-верга-ется извне. Такое автопародирование приводит смысл к абсурду. Не значения узу-рпиру-ют тогда функцию смысла, а, напротив, смысл расписывается в бессилии сочле-нять значения в логических цепях, в умозаключениях. Нонсенс демонстрирует нам, что взятые им темы на каждом шаге поступательного семантического движения не состав-ля-ют до-статочных оснований для переходов к ремам, к последующим сигнификатив-ным еди-ни-цам: « c пит пунцовая соломка / на спине сверкает └три“ / полк английский еру-сланс-кий / шепчет важное ура» (Александр Введенский). На заре московско-тар-тус-кой се-ми-о-тики О. Г. и И . Г. Ревзины выявили в литературе абсурда несоблюдение раз-но-го рода пра-вил, которыми имплицитно руководствуется в норме отправитель сообще-ния, что-бы быть понятым адресатом.[7]С какой бы стороны ни подходить к нонсенсу как к рас-ст-ройству выводов из поднятых в текстах тем или как к нарушению коммуни-ка-тивных ожи-даний, он предстает в виде темпорального кризиса, подразумевающего , что на-сто-я-щее дефицитарно , что оно не в состоянии быть плацдармом для времени, ко-то-рому пред-стоит наступить. Если псевдосмысл абсолютизирует современность, то нон-сенс от-ри-цает, обесценивает ее. Согласно известному тезису Мартина Эсслина , ли-те-ратура, пред-принимающая reductio ad absurdum , знаменует собой потерю веры в ино-бы-тие, уз-ре-вает метафизичесую пустоту.
Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы.
Что такое смысл? Распоряжается ли он нами или мы управляем им? Какова та логика, которая отличает его от значений? Как он воплощает себя в социокультурной практике? Чем вызывается его историческая изменчивость? Конечен он либо неисчерпаем? Что делает его то верой, то знанием? Может ли он стать Злом? Почему он способен перерождаться в нонсенс? Вот те вопросы, на которые пытается ответить новая книга известного филолога, философа, культуролога И.П. Смирнова, автора книг «Бытие и творчество», «Психодиахронологика», «Роман тайн “Доктор Живаго”», «Социософия революции» и многих других.
Исследование известного литературоведа Игоря П. Смирнова посвящено тайнописи в романе Б. Пастернака «Доктор Живаго» Автор стремится выявить зашифрованный в нем опыт жизни поэта в культуре, взятой во многих измерениях — таких, как история, философия, религия, литература и искусство, наука, пытается заглянуть в смысловые глубины этого значительного и до сих пор неудовлетворительно прочитанного произведения.
В книге профессора И. П. Смирнова собраны в основном новые работы, посвященные художественной культуре XX века. В круг его исследовательских интересов в этом издании вошли теория и метатеория литературы; развитие авангарда вплоть до 1940–1950-х гг.; смысловой строй больших интертекстуальных романов – «Дара» В. Набокова и «Доктора Живаго» Б. Пастернака; превращения, которые претерпевает в лирике И. Бродского топика поэтического безумия; философия кино и самопонимание фильма относительно киногенной действительности.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Что такое событие?» — этот вопрос не так прост, каким кажется. Событие есть то, что «случается», что нельзя спланировать, предсказать, заранее оценить; то, что не укладывается в голову, застает врасплох, сколько ни готовься к нему. Событие является своего рода революцией, разрывающей историю, будь то история страны, история частной жизни или же история смысла. Событие не есть «что-то» определенное, оно не укладывается в категории времени, места, возможности, и тем важнее понять, что же это такое. Тема «события» становится одной из центральных тем в континентальной философии XX–XXI века, века, столь богатого событиями. Книга «Авантюра времени» одного из ведущих современных французских философов-феноменологов Клода Романо — своеобразное введение в его философию, которую сам автор называет «феноменологией события».
В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.
Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.
Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].
Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.
Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.