Философский камень для блаженного (для людей пожилого возраста) - [2]

Придя в себя, я ясно, как бывало прежде, вновь ощутил простое бессмертие себя, но и вместе с этим отвратительное ощущение стиснувших и пронзивших меня диких инстинктов, а вовне - загадочное и жестокое Нечто, навязывающее странную и страшную игру, на кону которой боль или подачки инстинктам. А я при этом оказался жалким, беспомощным, полностью спутанным и управляемым, почему-то помещенным в это тело и в данную нишу жизни, обставленной жесткими границами. Странными казались и незнакомое мое обличье и время моего бытия.

Я стал участником какой-то затеи. Помню отчаяние, охватившее меня, и слезы, когда я смотрел на солнце и небо, испытывая чувство разорванного единства с ними. Мотивы моего отчаяния позже я узнавал во многих песнях людей. Однако они находили примирение с рабством в утверждении, что "жизнь прекрасна", где под жизнью понималось самовосприятие покорности циничной данности. Так жизнь прекрасна и посаженой капусты и укрощаемого мустанга. Не понимая, что происходит, люди впали в неистовство любви, подавив критичность самой ее сути. С моим положением и с нелюбимым окружением мирила меня мать. Как связующее звено между этим и тем светом. Пронзительное бешенство от унизительности моего рабского положения усиливалось от года к году.

Мысли о самоубийстве, словно об отчаянном побеге, приходили, но чувствовался строжайший запрет моей тюрьмы, безусловный, абсолютный, и он был во мне. Мой путь был предрешен, как поездка в купе поезда дальнего следования. В соседстве с истязающим меня Нечто. В конце поездки - физическая смерть. И никаких объяснений.

Ждать помощи было неоткуда. Вокруг пылали кукольные страсти людей, втянутых в эту роковую и бессмысленную, но азартную игру. Они жаждали выигрыша, не понимая его беспредметности.

Выполняя все, что предписывалось ходом сценария, я поставил перед собой задачу разобраться в существе происходящего, чтобы понять, где я оказался, какая необходимость определила мое пребывание здесь, что от меня зависит в этой странной ситуации и что от меня ждут, пославшие меня сюда. Нечто испытывало меня, не обсуждая смысла этого занятия, я по возможности испытывал его, как испытывают данность и свою судьбу.

Мы с ним образовали замкнутую систему, компенсируя друг друга взаимной антипатией. Что было плохо для меня, для него было хорошо. Что для меня бессмысленно, для него логично. Что я любил, у него вызывало раздражение. Счастьем было, когда он забывал обо мне. Но забывчивость оказывалась издевкой. Ясность, воспринимаемая мной как свет истины, была способом ослепления меня и сокрытия таким образом ее во мраке. Поэтому истину я выискивал в тишине и в темноте, вверяясь ее дыханию. Он знал неведомое мне, вызывая яростное желание выведать все.

И я принялся за размышления, пристально всматриваясь в окружающее, и посвятил этому немало времени. Мрак стал проявлять свои тайны.

Но не столько внимательности я обязан своим открытиям. Смыкание концов с началами магнетических кругов, несущих конструкцию жизни и развивающих ее повествование, от детства, взбудораженного осознанием вечности и бесконечности, через кровь сражений с эмоциями, желаниями и чувством за свободу духа - до времени возврата в вечность, не могло не осенить разрядами озарений суть колец и смысла жизни, состоящего в том, что я делаю сейчас.

В основу своих размышлений я положил правила.

1. Ничего не отрицать. Все сказанное отражает правду.

2. Ничего не делить на главное и второстепенное. В природе второстепенного нет. Учитывать все и увязывать в единое целое, отбросив любые рамки, определения, границы, условия, авторитеты и мнения.

3. Принять, что ни в чем и ни в ком нет ни вины, ни греха, ни глупости и ни заслуг. Все предельно разумно, оправданно и не имеет оценок. Все свершившееся и свершенное имеет безупречный смысл, связанный с ходом развития Вселенной и истины. Моя задача - понять этот смысл.

4. Игнорировать ореол исключительности человека в природе и найти такие правила, которым починено все и вся без исключения, включая атом и космос. Представить схему мира целиком и найти в ней место человека.

5. Не признавать, что есть вещи, недоступные для моего понимания. Каждому ставятся только такие задачи, на которые он и рассчитан. Предположение о наличии недоступных для понимания вещей выявляет мнение постороннего, примеряющего чужую вещь. Предел доступности определится сам собой.

6. Мое исследование должно закончится тогда, когда весь мир в достаточной для меня мере будет мне понятен.

Для начала я поставил семь вопросов, которые затем трансформировались в производные.

Первый вопрос: что есть "Я" и почему между "Я" людей лежит бездна.

Второй: как понять все то, что меня окружает и где я оказался, и что невидимое скрывается в видимом мне.

Третий: почему мне представлена именно эта реальность, а никакая иная, и почему она конкретна.

Четвертый: о чем говорит безостановочность времени.

Пятый: где спрятаны истоки всех закономерностей и какова схема их реализации. Что питает противоречие.

Шестой: что есть жизнь и что есть смерть, почему я должен пройти через них, что будет дальше, и, вообще, на каком свете я живу.