Философская мысль Китая. От Конфуция до Мао Цзэдуна [заметки]
1
Подробнее о данном событии можно прочесть у Г. Крила в книге «Конфуций: человек и миф о нем». Трудно с полной уверенностью говорить, будто именно ученость послужила его продвижению по службе, но как раз ее называют главным достоинством этого китайского философа, и ее нам предстоит учитывать в качестве главного смысла настоящего нашего изложения.
2
Ясные свидетельства такого рода отсутствуют, поэтому подвергнуть их достойному исследованию не представляется возможным. Пожертвования простолюдинов древности своим предкам вообще считаются фактом спорным. Тем не менее у нас остаются все основания считать так, что в древности одни только представители высшей аристократии могли приносить подаяния нескольким поколениям своих предков, тогда как простой народ занялся этим делом гораздо позже.
3
Невзирая на то что среди китайцев на Гавайях встречалось ровно столько же случаев органического поражения психики, сколько и среди европейцев, остальным расстройствам психики они подвергались гораздо реже, чем представители других национальностей.
4
В тексте в данном месте и еще одном переведенном абзаце стоит иероглиф «инь», которым тоже обозначалась династия Шан. Автор внес изменение для упрощения изложения исторических фактов.
5
С.И. Хаякава приводит поразительный пример устойчивости двойственности «рассудка» и «тела» из книги известного специалиста по психосоматической медицине. Автор этой книги, говорит Хаякава, «однозначно утверждает… «Ваше тело – суть ваш рассудок, и наоборот». Несмотря на повторяющиеся утверждения по этому поводу [продолжает Хаякава], данный автор в тексте постоянно возвращается к разделению тела и рассудка, например: «Пациент утратил способность силой рассудка управлять своим телом» – то есть привычку, серьезно влиявшую на точность его высказываний». (S.I. Hayakawa, «What Is Meant by Aristotelian Structure of Language», p. 229).
6
«Огонь» здесь может означать тепло солнца.
7
Это «одоление» может означать путь, которым старое поколение заменяется молодым.
8
Здесь встречается непереводимая игра слов, основанная на том факте, что иероглиф син, означающий «стихию» в «пяти стихиях», к тому же означает «поведение».
9
Французский востоковед Поль Пеллио написал предисловие к данному труду, перевел его и издал в журнале «Тун бао» под заглавием «Meou-tseu ou les doutes leves». Существуют некоторые разногласия по поводу даты опубликования произведения. П. Пеллио допускал возможность того, что ему пришлось заниматься подделкой, однако не исключал вероятности подлинности данного труда конца II века н. э.
10
Мэн-цзы, 7 (1) 4.1, 7 (1) 1.1. Как уже говорилось раньше, автор не решится утверждать, будто данная первая часть Книги 7-й действительно содержит учение Мэн-цзы. Но в любом случае ее в целом считали подлинной и часто приводили из нее выдержки.
11
Также широко известен, благодаря своему хао, под именем Гу Динлинь.
12
Также известен, благодаря своему хао, под именем Янь Сицзай.
13
Также известен, благодаря своему хао, под именем Дай Дуньюань.
14
Австрийский доктор философии Артур Штайнер написал так: «За парочку лет политики шоковой терапии, проводившейся [китайскими коммунистами] в отношении традиционных атрибутов китайского общества, стало фактически невозможным делом воссоздание китайской жизни, существовавшей до 1949 года» (Annals of the American Academy of Political and Social Sciences, p. 277).
Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.
В настоящем издании представлена центральная глава из книги «Вместо себя: подход Августина» Жана-Аюка Мариона, одного из крупнейших современных французских философов. Книга «Вместо себя» с формальной точки зрения представляет собой развернутый комментарий на «Исповедь» – самый, наверное, знаменитый текст христианской традиции о том, каков путь души к Богу и к себе самой. Количество комментариев на «Исповедь» необозримо, однако текст Мариона разительным образом отличается от большинства из них. Книга, которую вы сейчас держите в руках, представляет не просто результат работы блестящего историка философии, комментатора и интерпретатора классических текстов; это еще и подражание Августину, попытка вовлечь читателя в ту же самую работу души, о которой говорится в «Исповеди».
Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.
Созданный классиками марксизма исторический материализм представляет собой научную теорию, объясняющую развитие общества на основе базиса – способа производства материальных благ и надстройки – социальных институтов и общественного сознания, зависимых от общественного бытия. Согласно марксизму именно общественное бытие определяет сознание людей. В последние годы жизни Маркса и после его смерти Энгельс продолжал интенсивно развивать и разрабатывать материалистическое понимание истории. Он опубликовал ряд посвященных этому работ, которые вошли в настоящий сборник: «Развитие социализма от утопии к науке» «Происхождение семьи, частной собственности и государства» «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» и другие.
В своей книге Тимоти Мортон отвечает на вопрос, что мы на самом деле понимаем под «экологией» в условиях глобальной политики и экономики, участниками которой уже давно являются не только люди, но и различные нечеловеческие акторы. Достаточно ли у нас возможностей и воли, чтобы изменить представление о месте человека в мире, онтологическая однородность которого поставлена под вопрос? Междисциплинарный исследователь, сотрудничающий со знаковыми деятелями современной культуры от Бьорк до Ханса Ульриха Обриста, Мортон также принадлежит к группе важных мыслителей, работающих на пересечении объектно-ориентированной философии, экокритики, современного литературоведения, постчеловеческой этики и других течений, которые ставят под вопрос субъектно-объектные отношения в сфере мышления и формирования знаний о мире.
Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.