Философия возможных миров - [122]

– Откуда ты знаешь?

– Я давно это понял. Ну то есть знал всегда. А царевич отправился в тридевятое царство к Кощею Бессмертному как раз для того, чтобы обрести свою прежнюю Василису. Но это еще называлось «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что».

– Подожди. Что случилось с этой… с Василисой? Что именно с ней сделали? Она стала несчастной – почему?

– Несчастной тоже, но это как следствие. Она лишилась силы, тайны, необычности. Лишилась способности быть в двух царствах сразу. А это очень важно и для силы, и для счастья – жить как минимум в двух царствах.

– А шкурка… кожа? – спрашивает сестра, и братец, как может, растолковывает ей:

– Мы не знаем, что именно с ней, с Василисой, сделали. В общем, ее опустили. То есть ее, царевну, королевну, принцессу, бросили в обыкновенность – как-то так. По сути, дали понять: вот твои обязанности от сих до сих. Будешь детей рожать, приветливо входить в горницу, орешки грызть каленые. И – вот что важно – больше никакой чертовщинки в глазах. Ни за что! И вот тут царевна и закручинилась, и потеряла свое тридевятое царство. А лягушачья шкурка – это какой-нибудь совершенный пустяк, который и был порталом, позволявшим существовать в двух мирах. Возможно, царевна сама не знала, что это он, только потом поняла.

– И царевич понял?

– Да, он понял, что полюбил не эту «супружескую супругу», а ту, и будет любить ту. И ее он отправился искать в тридевятое царство… или искать тридевятое царство для своей ограбленной на всю жизнь суженой.

– И нашел? – спрашивает сестра, не на шутку взволнованная рассказом. – Кажется, ведь эта сказка со счастливым концом.

– Все запутанно, – медленно, без выражения отвечает брат. – Он долго искал для нее тридевятое царство, лопнувшую струну параллельного измерения. Он наверняка что-то ей предъявил – но, думаю, не то. И она просто смирилась. А потом и забыла, как оно раньше было и какой она была сама, когда шкурка была при ней. Портал ведь дается не навечно.

– Откуда ты знаешь? Ах да, ты ведь такой странный, – вздыхает сестра.

На этом первый разговор закончился. В фильме можно показать, как сестра пытается «взять себя в руки», но все валится из рук. Не то чтобы совсем не получается, но всем ясно и ей самой тоже: все не то. И тогда вновь обращается к братцу сестра:

– Что мне делать? Ты можешь мне помочь?

– Я могу тебе помочь, – немного помолчав, отвечает брат. – Иди за мной.

И вот они идут по лестнице, по крыше, снова по лестнице – допустим, идут куда-то на чердак. На чердаке, в самом углу, среди ветхих шкафов, граблей, ящиков и прочего хлама, под самой крышей висит большая серебряная паутина – она серебрится там, где ее освещают лучи, пробивающиеся через щель в крыше. Брат с сестрой подходят совсем близко, подросток тихонько дует на паутину, и в ней появляется паук.

– Вот, – говорит брат. – Вот это, если хочешь, будет твой портал, твоя лягушачья шкурка.

– Как это? – шепотом спрашивает сестра.

– Не понимаешь? Ты будешь и паук, и паутина, и Настя (так ее зовут). Тут твой нерушимый – пока нерушимый – портал. И если тебя обидят, начнут на тебя облаву, им все равно будет тебя не схватить: паучок перебежит по паутинке, и все. Ты будешь в своем тридевятом царстве, и отсюда тебя будет не достать…

И в этот момент сестра Настя схватывает суть дела. Она больше ничего не спрашивает, только смотрит на паутинку, медленно протягивает ладонь и дотрагивается до нее. Звенит тихий колокольчик, Настя вновь обретает свою безуминку, своего чертенка в глазах.

Теперь это прежняя Настя, хотя и другая. Ею вновь восхищаются друзья, в нее влюбляются первые и не первые встречные – показать это средствами кино совсем не сложно. Правда, теперь у нее имеется знание и она способна быстро распознавать тех, у кого есть тайные тотемы, и тех, у кого их нет. Это важнейшее различие ощущалось и раньше, но оно всегда было смутным, теперь же оно отчетливо и как бы априорно. Различие между присутствием тотема и его отсутствием пребывает по ту сторону добра и зла, оно отчасти коррелирует с социальной разметкой, но ни в коей мере ею не обусловлено. Одни люди, так уж случилось, обитают и здесь, и в тридевятом царстве, причем то, что они делают здесь, не так уж и важно – стоит лучше взглянуть, как они это делают. Другие, которых, разумеется, большинство, обитают только в плоскости повседневного, в полной предсказуемости каждого дня. Они могут быть и беспросветными жлобами, и вполне добропорядочными, надежными людьми, но они, так сказать, плоскостопы и в силу этого бескрылы. Правда, в порядке компенсации могут очень даже высоко взобраться, вползти.

Но для фильма, пожалуй, был бы уместен еще один концептуальный разговор. Через некоторое время Настя, уже сделавшая кое-какие выводы, вновь подступила к брату с разговором.

– Послушай, братец, как ты обо всем этом узнал? Где твой портал, где твое царство? Я ведь теперь кое-что различаю в людях, но ты абсолютно непроницаем для меня…

Некоторое время брат молчит, но сестра продолжает расспросы:

– Ты ведь говорил насчет легкости и защищенности, которые дает открытость дополнительного измерения. Теперь я сама вижу, что это так. Правда, не знаю почему. Но ты… Ведь никак не скажешь, что жизнь дается тебе легко, играючи. И защищенности особой в тебе не видно. Почему?