Философия свободы - [108]
Есть мнение, что свободная жизнь не может быть аморальной. Когда мы говорили о различных теориях автономии, я упоминал, что помимо иерархических теорий и теорий на основе аутентичности, существуют также кантиантские теории, и согласно этим теориям только действие, мотивированное моральным законом, который индивид устанавливает себе сам, может быть полностью автономным. Одним из современных представителей такой кантиантской позиции является Кристина М. Корсгор[498]. Она утверждает, что автономия должна обладать способностью к универсализации, то есть мы действуем, в соответствии с категорическим императивом Канта, на основании своих субъективных принципов, которые мы хотели бы сделать всеобщим законом[499]. Грубо говоря, это означает, что мы должны поступать только так, как, по нашему мнению, следовало бы поступать другим. Корсгор открыто заявляет, что дурные поступки следует рассматривать как особую форму гетерономии[500]. По моему мнению, такие требования к автономии слишком строги, даже строже, чем позиция самого Канта. У Канта можно выделить два уровня автономии. Мы полностью автономны лишь в том случае, если наши действия определяются нашим собственным моральным законом, однако решение не следовать этому моральному закону тоже является автономным выбором. Согласно Канту, импульс или стремление может определять решения индивида, если индивид принял решение сделать это своим субъективным принципом действия[501]. Далее, индивид должен принять свободное решение позволить себе следовать своим предпочтениям в тех случаях, когда они приводят к действию. И если затем это предпочтение заставляет индивида поступить аморально, то такой поступок является выражением его автономии. Мы можем утверждать, что поступок, определенный рациональной причиной, более свободен, чем поступок, определенный менее рациональной причиной, однако из этого не следует, что второй поступок вообще не свободен. Он является достаточно свободным хотя бы для того, чтобы индивид нес за него ответственность.
Похожую позицию мы находим у Сьюзен Вулф, которая приводит аргументы в пользу так называемого «разумного подхода» к свободе, в рамках которого свобода состоит в «способности поступать согласно своему разуму», или, более конкретно, «способность действовать в соответствии с Истиной и Добром»[502]. Как отмечает сама Вулф, из ее теории следует удивительная асимметрия между порицанием и похвалой, так как человек, ментально детерминированный совершать добрые поступки, заслуживает похвалы, а человек, ментально детерминированный совершать дурные поступки, не заслуживает порицания, поскольку первый является свободным, а второй нет[503]. Возвращаясь к примеру с мирами «Уолден два» и «Уолден три», которые мы обсуждали в самом начале книги, из ее теории следует, что жители «Уолден Два» свободны и подлежат моральной ответственности, а жители «Уолден три» нет, а это противоречит нашей интуиции. Различие между «Уолден два» и «Уолден три» состоит лишь в том, что первым управляет манипулятор с благими намерениями, а вторым – манипулятор с дурными намерениями, и нам кажется неубедительной теория, согласно которой одна лишь эта разница должна иметь такие последствия для взглядов на их свободу и ответственность. Я считаю симметрию между «Уолден два» и «Уолден три» очень сильным аргументом против теории Вулф и ее следствий. Еще одна проблема теории Вулф заключается в том, что она не учитывает Аристотелевой идеи о том, что мы можем быть ответственны за то, в какое состояние мы приводим себя сами. Давайте представим, что Пер знает о своей нетипичной реакции на алкоголь, а именно: иногда вместо того чтобы стать веселым и расслабленным, он становится весьма агрессивным, теряет контроль над собой и оказывается не в состоянии «действовать в соответствии с Истиной и Добром». И все же Пер решается выпить, поскольку ему нравится быть веселым и расслабленным. Однако на этот раз ему не повезло, он взрывается из-за какого-то пустяка и убивает другого человека. Пер пытается оправдать себя тем, что в момент убийства он не мог контролировать себя. Насколько я могу судить, для Вулф такого оправдания было бы достаточно, и она сочла бы, что Пер не несет ни моральной, ни юридической ответственности за свой поступок, поскольку в момент преступления он был ментально детерминирован действовать именно так. Однако в соответствии с общепринятыми этическими нормами – или реактивными установками, если угодно, – а также практически любым уголовным кодексом, Пер должен нести и моральную, и юридическую ответственность, поскольку он сам добровольно привел себя в такое состояние. Мы можем придумать и другой пример, где индивид в течение долгого времени развивает в себе жестокие и садистские склонности, так что в конце концов он совершенно теряет свой моральный облик и способность «действовать в соответствии с Истиной и Добром». С точки зрения Вулф, такой человек не должен нести моральной и юридической ответственности, тогда как наша интуиция, равно как и большинство этических теорий, признают, что этот человек несет ответственность за то, что он стал таким, а следовательно и за поступки, проистекающие из такого характера. Аргументы, которые Вулф приводит в пользу своей теории, не кажутся мне настолько убедительными, чтобы перевесить здравый смысл, который подсказывает обратное. Как мне кажется, против теории Вулф можно направить те же возражения, что и против Корсгор. Мы можем выбирать образ действий, который является неразумным или аморальным, просто потому, что нам захотелось поступить именно так, и такие поступки будут считаться свободными. Мы всегда можем связать свободу с рациональным контролем и заявить, что рациональные действия более свободны, однако иррациональные действия тем не менее остаются достаточно свободными для того, чтобы возложить на индивида ответственность за них.
