Философия оптимизма - [25]

Характерный для классической науки разрыв между весьма устойчивыми общими принципами, с одной стороны, и меняющимися эмпирическими данными и частными обобщениями, с другой, означает некоторый разрыв и некоторую иллюзию независимости двух компонент познания — тождественности и нетождественности. Презумпция тождественности позволяет применять установленные в прошлом и относительно неподвижные понятия и нормы к новым явлениям. Такая экстраполяция кажется прерогативой старости. Против идентифицирующего опыта, кристаллизовавшегося в этих нормах, выступает нетождественность, несводимость, специфичность нового. Констатация специфичности нового кажется прерогативой молодости. Но уже в классические времена, если их брать в исторической перспективе, такое распределение функций оказывается иллюзией. Закономерной иллюзией, но иллюзией. В неклассической науке и в опыте, связанном с ее применением, исчезает основание для подобной иллюзии. Новый опыт заставляет тут же менять, модифицировать, обобщать, конкретизировать общие принципы. Классическое, в значительной мере иллюзорное разделение труда между поколениями теряет смысл.

В книге об Эйнштейне я попытался рассмотреть с этой точки зрения современный онтогенез научной теории, вспомнив при этом противопоставление старости и юности в написанном в начале нашей эры трактате Лонгина, анализировавшего с такой точки зрения различия между «Илиадой» и «Одиссеей»[28]. Лонгин приписывает «Илиаду» с ее накалом страстей молодому Гомеру, а проникнутую тихой мыслью «Одиссею» — старости поэта («Одиссея», по словам Лонгина, напоминает солнце, близкое к закату, оно сохраняет свои колоссальные размеры, но уже не пылает…). Если взрыв конструктивной мысли ассоциируется с солнцем в зените, с юношеской страстью и темпераментом, а спокойная разработка нового принципа с «Одиссеей», с солнцем на закате, то для современного научного творчества такая аналогия не подходит.

Соответственно в производстве объединяется разработка технических принципов (когда-то можно было сказать: «спокойная разработка…») и революционное преобразование этих принципов.

В целом неклассическая наука и ее применение сближает те характерные черты творчества, которые ассоциировались с возрастными ступенями. Понятие «акме» (так греки называли высший расцвет творческих сил человека) меняется, это уже не пик графика, а вытянутая вдоль оси времени кривая. Она достигает максимума сравнительно рано и сохраняет максимальное значение до смерти или почти до смерти. Поэтому борьба за долголетие в смысле улучшения условий жизни (в частности, оздоровление экологической среды) и повышения эффективности медицины соответствует требованиям современной науки и современного производства. Демографические опасения насчет увеличения процента стариков в составе населения и уменьшения трудового потенциала общества связаны с более чем наивным цифровым фетишизмом при определении возраста; на самом деле удлинение средней продолжительности жизни означает резкое уменьшение процента нетрудоспособных, резкое удлинение сроков максимальной творческой работоспособности.

Таким образом, геронтологический оптимизм тесно связан с гносеологическим, научно-техническим и экономическим оптимизмом.

Не следует, однако, думать, что геронтологические задачи вытекают из экономических. Субъект труда, его интересы — цель, исходный пункт, определяющий планы реконструкции характера, орудий и объектов труда. Интересы человека — экстенсивное и интенсивное увеличение жизни, ее продление и ее максимальное заполнение активным преобразованием мира. В следующей, второй, части книги будут рассмотрены объективные тенденции научного прогресса, а дальше, в третьей части, — специфическая проблема оптимизма, связь между указанной целью труда, производства, науки и объективными возможностями, создаваемыми неклассической наукой.

II. НАУКА в 2000 ГОДУ

Почему 2000-й?

Можно ли вывести эту дату — 2000 год — из каких-то определений современной науки, из характера ее тенденций?

Прежде чем ответить на подобный вопрос, следует отметить существование обратной связи: само определение современных тенденций требует некоторого прогноза, картины развития науки в течение предстоящих десятилетий.

Здесь может оказаться уместной следующая аналогия. Представим себе физический эксперимент, при котором возникают новые элементарные частицы. Реакция, в результате которой появятся частицы, занимает очень небольшое время, скажем, 10^-22 сек. Но чтобы определить, какие именно частицы появились, каковы их массы, заряды, длительность жизни, нужно представить себе, каково эвентуальное поведение каждой из частиц, как она будет двигаться, как ее путь будет искривляться в заданном магнитном или электрическом поле, какова будет длина ее трека до распада, заканчивающего существование частицы. Только такие представления об эвентуальной дальнейшей судьбе частицы придают физический смысл вопросу о ее принадлежности к тому или иному типу, о ее заряде, массе, времени жизни.

Характеристика современного научного прогресса напоминает определение эвентуальной судьбы частицы и определение ее типа. Сейчас очень трудно определить характер наметившихся в науке тенденций. Еще труднее определить технический эффект этих тенденций — те результаты, которые они дадут при своем практическом воплощении. Совсем трудно определить экономический и социальный эффект современных научных тенденций и их реализации. Но без таких прогнозов нельзя даже сказать, в чем состоят эти современные тенденции. Мы можем назвать частицу, определить ее тип, если мы видим ее эвентуальную судьбу, ее трек. Аналогичным образом мы можем определить тенденции научно-технического прогресса, назвать эти тенденции, выяснить их смысл только с помощью научных гипотез, научно-технических прогнозов и экономических проектировок.