Философия одного переулка [заметки]

1

Из письма Николая Ардатовского автору, от 21 марта 1975 r.

2

«…Но даже если исключить это (т. е. то, о чем и я сейчас сказал. — А. П.) из моего прошлого, то и тогда я почти в точности останусь тем, что я есть сейчас». Здесь самое важное — «почти». «Почти» — это то легкое изменение интонации, которое сделало бы меня безразличным к звуку моего собственного голоса.

3

Термин «плохой философ» я понимаю в чисто ремесленном смысле.

4

Это положение мне высказал преподаватель теологии в Оксфорде, покойный Николай Михайлович Зернов, когда и начал излагать ему свою собственную, довольно безбожную биографию.

5

Чему, разумеется, нисколько не противоречит тот факт, что первой (и последней) должностью его в Москве была должность библиотекаря в райбиблиотеке.

6

Эта глава написана со слов Роберта и Ники.

7

Позднее выяснилось, что кроме дедушки и Анатолия в столовой находились еше двое, одним из которых был не произнесший ни слова Геня. Заканчивая свой рассказ об этом разговоре (разумеется, не имеющий ничего общего с тем, как он изложен здесь мною). Геня заключил словами: «С тех пор я и свихнулся». Я лично думаю, что Ника тогда тоже «свихнулся», но совсем в другом роде: он, по-видимому, в первый раз осознал себя свихнувшимся. Потому-то — повторяю — у него не нашлось времени испугаться.

8

Спустя 37 лет Ника, я и английский ученик «позднего» Георгия Ивановича, Брайен Хатчисон, сидели в ресторане, в Ист-Энде. Ника пересказывал этот разговор Брайену, а я не мог понять, почему тот, вместо того чтобы давиться от смеха, продолжает спокойно есть.

9

Забавно, что после «высшего» докторского экзамена по теоретической механике в Льежском политехникуме (в конце 40-х) профессор, который экзаменовал Нику, так прямо ему заявил, что «память у вас необыкновенная, но воображения маловато». Рассказывая мне об этом, Ника все еще удивлялся: «Ну, как это он не понял, что я ничего не запомнил, а все, буквально все — выдумал!»

10

По-видимому, в этом случае имела место реконструкция текста, который никогда не существовал в оригинале (даже устном!) — силой обстоятельств не был предназначен к такому существованию! Гарик, например, настаивал, что все путешествие явилось «метапсихическим переносом» и продолжалось одну двадцать третью долю секунды.

11

Кусок в квадратных скобках крайне предположителен. Он является более или менее точным пересказом того, что мне говорил Роберт, а не Ника. Роберт при его склонности говорить о себе как бы в третьем лице — то есть в пересказе третьими лицами его собственных слов — всегда сознательно стремился к усилению «эффекта объективности» сказанного им. Ника же, напротив, хотел сглаживания, ослабления прямого риторического воздействия на собеседника.

12

Впоследствии сам Ника объяснил ото выражение следующим образом. Если человек сознательно подготовлен к определенным негативным умственным состояниям, то он может переработать их, сознательно же, в позитивные. Это — «йога изменения внутренних состояний». Когда же человек к этим состояниям не подготовлен и, главное, когда у него нет времени на это (как у Арджуны — за три секунды до начала великого сражении в Бхагавад-Гите), то выход может быть найден только во внешнем действии, резко нарушающем инерцию сознательной жизни. Это — «йога действия». Дедушка не потому «отослал» Нику, что у того не осталось бы времени на спасение живой души, а потому, что он просто знал, что Нике «подошел срок» исчезнуть из Москвы и уже совсем не осталось времени на духовную работу, так сказать.

13

О языке беседующих. Георгий Иванович говорил на своем обычном, слегка «колониальном» и «кавказированном» русском. Фредерик по-русски изьяснялся правильно, хотя чуть искусственно и с небольшим эстонским акцентом (он был родом из Вильянди). Джоанна по-русски прекрасно понимала, но отвечала по французски (перевод — мой). Стиль и манера речи Георгия Ивановича сильно пострадали в моей (со слов Ники и Джоанны) передаче.

14

Это — единственная фраза, сказанная Джоанной по-русски.

15

Впервые я услышал это выражение зимой 1964 г. oт профессора Уку Масингя из Тарту.

16

Думал ли я тогда, что через двадцать лет после этой беседы мой очередной учитель мышления, Эдик (иначе — Давид Зильбермам), введет этот термин в наш метафизический обиход?

17

Владыка тогда скрывался по знакомым, опасаясь четвертого ареста и неминуемою расстрела. Я учился в университете вместе с его сыном, который впоследствии стал выдающимся специалистом по научному атеизму.

18

Несмотря на некоторую неопределенность Гениной датировки этого эпизода и последующих событий (1937 г.). мы можем утверждать с почти полной определенностью, что он имел место заведомо после «Главного Дня в Никиной жизни» (здесь — глава третья) и до «Конференции с дедушкой Тимофеем» (здесь — глава пятая). Хотя остается некоторая неясность в отношении ссылки на разговор о дьяконе в начале главы шестой.

19

Это определение было дано Андреем во время его спора с полковником Петренко об обстоятельствах, связанных с концом войны.

20

Осознанное страдание — нечисто, потому что оно (в этом контексте) осознано эмпирически, а эмпирическое сознание нечисто по определению.

21

То есть таким образом, каким мог бы выразиться человек, думающий, что он знает буддизм.

22

То, что я сейчас об этом пишу, не доказывает, что тогда я был прав. Сейчас это — лиитература.

23

В этом я ошибался. Прошло уже 20 дет, но впадение в патетику по этому поводу даже усилилось.

24

Вскоре после этого разговора Артур покончил с собой; на девятом десятке, кажется («Не дотерпел до конца, — прокомментировал Ника, — не мог справиться с избытком отпущенного ему времени»).

25

Думая, что сохраняет «автономность философии». Это — довольно распространенная среди философов иллюзия.

26

Обрывы и смены — не мой стиль, а Никина манера разговора. Так, и в предыдущей главе, говоря об отношении Эдика к евреям и женщинам, он просто забыл о женщинах.

27

Это письмо, от 16 апреля 1984 г., представляет собой комментарий на конец 16-й главы. Перевод эпиграфа: «Это, в сущности было желание и предполагало отсутствие объекта».

28

Fuck — это слово, которое по-русски звучало бы совсем неприлично и бранно, в нынешнем английском — вполне допустимо. Артур не раз употреблял его в своем резюме съезда Пен-клуба, президентом которого он тогда был избран.