Философия нагуа - [38]

{[139]} Мотолиниа дает следующее краткое описание гадания знахарей с помощью веревок: «Эти знахари имели также несколько веревок, связанных на манер тех, на которые женщины вешаюг ключи; они бросали их; и в том случае, если веревки оказывались спутанными, говорили, что это обозначает смерть; если какая-либо из них отделялась или все они раскручивались, то говорили, что это знак жизни...» (Motolínía Fray Torbio O f' M Memoriales, París, 1903, p. 126).

{[140]} «Colloquies у Doctrina...», fol. 3, г. (пр. I, 13) (Ed. de Lehmann, p. 97).

{[141]} Среди последних работ на эту тему следует назвать важную, еще не законченную работу лиценциата Рауля Нориэга «Камень Солнца и 16 астрономических памятников древней Мексики» (2-е предварительное издание, Мехико, 1955), в которой на основе глубокой математической интерпретации, автор открывает не только на Камне Солнца, но и на других доиспанских памятниках целый ряд «космических часов» удивительной точности. Его открытие алгебраических знаков, коэффициентов, множителей и т. д. на Камне Солнца заслуживает подробного изучения теми, кто интересуется научной стороной древних культур Средней Америки.

Нагуа о необходимости основы мира

Мигель Леон-Портилья ::: Философия нагуа. Исследование источников

Исследуя проблемы, интересующие мыслителей нагуа, мы обнаружили текст, в котором спрашивается о том, что истинно в человеке, и поясняется, что, если в нем нет ничего истинного, то ничто из того, что мыслится или утверждается в песнях, не может быть истинным. Вслед за этим в общей и абстрактной форме ставятся следующие два вопроса:

Что к счастью остается?

Что в конце концов удается?{[142]}

Мы уже убедились на основе лингвистического анализа, что именно озабоченность тем, «что остается» (что имеет фундамент или основу) в вещах и в мире, благодаря семантическому анализу привела к понятию истины{[143]}.

Именно вопрос об истинности мира и его судьбе, о том, что удается, был предметом беспокойства тламатиниме, поставивших эти вопросы. Будучи уверенными в том, что мир, в котором даже «золото и яшма разрушаются», более похож на сон и сам по себе не обладает той основой, которую они искали, тламатиниме попытались найти ее в области метафизики: топан, в мире «того, что находится над нами».

Такая метафизическая направленность, принятая с самого начала космологией нагуа, не удивляет нас потому, что и для истории греческой мысли также характерна эта метафизическая склонность с некоторой религиозной окраской. У древнегреческих мыслителей, начиная с Фалеса, это вылилось в утверждение, что «все наполнено богами», и пришло наконец к утверждению Аристотеля о том, что неподвижный двигатель Вселенной и является именно божеством. И вот почему. Как мы уже говорили, ссылаясь на В. Егера, история философии, по всей видимости, есть не что иное, как «процесс постепенной рационализации религиозной концепции мира, содержащейся в мифах»{[144]}.

Поскольку мы задались целью обнаружить начало этого процесса у нагуа, проанализируем те тексты, в которых впервые дается ответ на поставленные ими же вопросы, касающиеся происхождения и основы мира и вещей. И хотя в большинстве текстов и рассказов первых миссионеров-хронистов мы встречаем упоминание об ответе тламатиниме (ученых), тем не менее едва ли где можно найти столь ясно и доходчиво изложенное объяснение, как в одном старом рассказе, сохранившемся в «Анналах Куаутитлана». В нем нахождение искомого решения символически приписывается Кетцалкоатлу — богу, герою толтекской культуры. В форме мифа указывается, что это открытие есть плод мудрости, олицетворенной Кетцалкоатлом.

«1. — И рассказывают и говорят,

— что Кетцалкоатл, взывая, делал своим богом нечто [что находится] в глубине неба.

— К той, у которой юбка из звезд, к тому, кто заставляет светиться вещи.

— Госпожа нашей плоти, Господин нашей плоти;

— та, которая одета в черное, тот, который одет в красное;

— та, которая дает основу (поддерживает на ногах) земле, тот, который покрывает ее хлопком.

— И туда обращал он свои призывы, как было известно, по направлению к месту дуальности, месту девяти перекладин, из которых состоит небо...»{[145]}

Комментарии к тексту

«И рассказывают и говорят...»

Этими словами ясно указывается на то, что речь идет о чем-то известном в силу традиции. Очень вероятно, что «рассказывают и говорят» в Калмекак, как это видно из дальнейшего, поскольку там обучение осуществлялось путем «рассказывания», погуа, как говорилось на языке нагуатл.

«...что Кетцалкоатл, взывая, делал своим богом нечто [что находится] в глубине неба».

«Делал своим богом нечто...», мо-тео-тиайя, слово, которое буквально означает «обожествлял нечто для себя», то есть «искал для себя того бога», который жил в глубине неба.

«К той, у которой юбка из звезд, к тому, кто заставляет светиться вещи». Поскольку в данном случае в наши намерения не входит рассмотрение идеи нагуа о божестве, укажем лишь, что эти парные названия являются самыми распространенными формами обозначения двойственного характера Ометеотла, бога дуальности, или дуэта, который, как тут же указывается, живет на «месте дуальности» (Омейокан){[146]}. Два первых названия, с помощью которых обозначается двойственное начало: та, у которой юбка из звезд (Цитлалиникуэ) и Светило, которое заставляет светиться вещи (Цитлаятонак), ясно говорят о двояком характере действия Ометеотла, который ночью заставляет светиться звезды, а днем, отождествленный с Солнцем, дает жизнь вещам, заставляет их светиться.