Философия нагуа - [35]

«Говорят, что для того, чтобы родиться (тлама-тини), он четыре раза исчезал из материнской утробы, как будто мать уже не была беременной, и лишь затем появлялся.

После того как он уже стал подростком, выявились и его способности и поведение.

Считалось, что он знает царство мертвых (Миктлан-матини) и знает небо (Илгуикак-матини)»{[134]}.

Именно этих «предназначенных знать» — тламатиниме, что на языке нагуатл значит знающие что-то: небо и область мертвых, — Саагун назвал философами, сравнив их с греческими учеными. Со своей стороны мы полагаем, что он сделал это на основе исторической достоверности. Представленные нагуатлские тексты — единственные, которые можно было привести, — являются нашим доказательством. Читателю предстоит оценить их с учетом сказанного в главе об источниках, чтобы создать свой критерий в этом вопросе.

Познакомившись с историческим образом тламатини (философа нагуа), в последующих главах мы перейдем, всегда опираясь на тексты, к прямому изучению их идей и доктрин. Мы не хотим скрывать того факта, что за исключением Нецагуалкойотла, Текайегуатцина, Тлакаэлеля и какого-нибудь другого ученого правителя или поэта, мы почти ничего не можем сказать относительно имени и биографии тех мыслителей, идеи которых будут подвергнуты исследованию.

Этому факту можно дать двоякое объяснение. С одной стороны, в основном распространителями философских учений нагуа были не сами ученые, а лишь прошедшие различные школы Калмекак, которые, получив богатое духовное наследство, как правило, забывали упомянуть имена своих учителей. С другой стороны, заслугу в создании философии нагуа следует приписать не отдельным мыслителям, как мы это можем сделать в отношении индийской философии, содержащейся в упа-нишадах, а скорее всего древним философским школам мудрецов. Нельзя к объединениям ученых других времен и стран, обладающих большим общественным характером, подходить легкомысленно с меркой индивидуалистского критерия современной западной культуры. Итак, следует считать, что происхождение философии в мире нагуа начиная со времен толтеков обязано нескольким поколениям ученых, которые в самом древнем предании известны как те, кто

с собой несут черные и красные чернила, кодексы и рисунки, мудрость (тламатилицтли). Все они с собой несут книги песен и музыку флейт{[135]}.

По всей вероятности, эти ученые были теми, кто в незапамятные времена создал чудесный символ нагуаской мудрости, олицетворенный в фигуре легендарного Кетцалкоатла.

Однако, хотя биографических данных о большинстве тламатиниме и нет, все же нельзя сделать вывод, что они не знали как понятия, так и ценности человеческой личности. Их мнения по этому вопросу, которые мы изложим при рассмотрении идей о человеке, решительно доказывают обратное. Даже уже цитированный текст, в котором описывается образ ученого, или «philosopho» нагуа, миссия которого — учить людей для того, чтобы «у них появлялось и развивалось лицо», а также — «ставить перед людьми зеркало» для того, чтобы, узнав себя, они становились разумными и аккуратными{[136]}, показывает, что тламатиниме были в значительной степени заинтересованы в ликвидации человеческого обезличивания, столь пластически выраженного ими как «отсутствие лица» у человека.

И если лицо, как уже было показано, а в дальнейшем еще будет и исследовано, представляет собой нагуаский символ личности, то ученые нагуа, исходя из динамической точки зрения, дополняют это понятие выразительным упоминанием о сердце — источнике желаний, которое в соответствии с идеями, выраженными в том же тексте, «должно быть гуманизировано» тламатини, который придает, таким образом, истинно человеческий характер своей миссии формирования людей в Калмекак и Телпочкалли.

{[131]} Как уже указывалось во «Введении», книга «Беседы двенадцати» интересна главным образом тем, что в ней содержится открытый спор ученых нагуа, защищающих свое миропонимание перед опровержениями монахов. В дальнейшем мы также используем эту работу для изучения нагуаской концепции божества.

{[132]} «Colloquies у Doctrina Christiana... (Sterbende Getter und Christliche Heilsbotschaft)», Ed. W. Lehmann, Stuttgart, 1949, p. 96—97 (np. I, 10). В начале III главы настоящей работы, где излагается идея нагуа о божестве, мы полностью приводим ответ ученых монахам в главном споре, который имел место между ними.

{[133]} Sahagún Fray Bernardino de, ibid., t. I, p. 498.

{[134]} Тексты информаторов Саагуна: «Códice Matritense del Palaco, en ed. facsimilar de Paso y Troncóse», vol. VI, fol. 126; (np. I, 11). См. также Garibay K. Angel Ma., «Paralipomenos de Sahagún» в «Tlalocan», vol. II, p. 167, откуда мы взяли перевод цитированного текста.

{[135]} «Textos de los informantes de Sahagún», Códice Matritense de la Academia (ed. facs. del Paso), vol. VIII, fol. 192 (пр. I, I2). Этот же текст цитируется Селером в работе «Das Ende der Toltekenzeit» (в «Gesammelte Abhandlungen», B. IV, S. 352), где указывается на то, что он взят из «Colee, de Mss. Mexicains» Национальной парижской библиотеки, № 46—58. Указанные документы образуют то, что Ботурини называет «Historia Tolteca-Chichimeca».