Философия культа - [199]
1915.V.4. Серг<иев> Πос<ад>
Великие рождались обыкновенно недоношенными, оставались всю жизнь недоразвитыми и умирали в ужасе. Так ли? Во всяком случае, нередко бывало так. Отчего это?
Сокращено св. Дмитрием.
«Воровал» из Метафраста{1109}
Св<ятой> мученик Мамант. Память его 2-го сентября. По Житиям святых св<ятого> Дмитрия Ростовского, происходил из Пафлагонии. Родители его оба были из «великаго рода Патрикийска, славны и богаты и благочестием сияющии» {1110}. Отца звали Феодот, а мать Руффина. Когда мать была беременна св<ятым> Мамантом, родители были схвачены и заключены в темницу. Отец его там и скончался; а мать его «блаженная Руффина, нужду и скорбь терпя темничную, и великою по муже своем печалию объята, роди прежде времени отроча мужеска полу»{1111}. Тогда она умолила Бога послать ей смерть, «а отроча посреде мертвых родителей своих остася живо»{1112}. Одна женщина, жившая в Кесарии, по имени Аммиа, получила в видении повеление от Бога погребсти тела Феодота и Руффины и воспитать младенца Маманта. Она так и поступила. Младенец не говорил пять лет, а потом сказал Аммии впервые латинское слово mamma, почему был назван Мамантом. Но затем, отданный в учение, он вскоре превзошел своих сверстников, так что все дивились быстроте его ума. Это было в царствование Аврелиана «270—275». Мамант «в младых летех имущи седину, премудрость и возраст старости, житие нескверно»{1113} и отговаривал товарищей от потребованного правительством от юношей идолопоклонства. Когда ему был 15-ый год, его оклеветали пред властями, и он был привлечен к допросу.
Тут начинается повествование, полное великих чудес: стихии (огонь в особенности) боялись и стыдились Маманта, звери служили ему, голубь приносил ему чудесную пищу и т. д. Пересказывать всего этого нет сейчас времени. Но надо суммировать, что св<ятой> Мамант имел полную власть над всею природою. В частности, замечательно его изречение, что звери, «аще и несмысленни суть, обаче ведят боятися Бога и почитати рабы его»{1114} (религия животных).
Это житие надо штудировать с разных сторон, оно в высшей степени замечательно по космичности, по наполненности космичностью. И еще достойно внимания, что космичность сочетается с фактом недоношенности св<ятого> Маманта.
Св. Мамант—недоносок. Звери.
Филарет Московский (Дроздов) был недоношенным младенцем {1115}.
Лев Михайлович Лопатин {1116}
1) Он племянник Чебышева{1117}, математика, и очень похож на него лицом. У него матем<атические> способности (сообщ<ил> И. Ф. Огнев).
2) Инфантилизм фигуры Л. М. Лопатина. Схематизм его мышления. Острота, но не ощущаемая, темная, <1 нрзб.> подоснова. Инфантильность его мышления. Инфантильность манер, вкусов. Страсть к чудесному. Рассказы про чудесное. Полное отсутствие половой глубины и сочности в писании (и в жизни?)
3) Не недоносок ли Л. М. Лопатин? Спросить Огневых.
4) Длинная борода не мешает инфантильности (ср. святых).
<См. также записи 1920.ΙΙ.8 на с. 338—339 и 1920.V.7 на с. 123 наст. изд.>
1920. V.20
Время должно быть ритмически расчленено, чтобы сознаваться временем. Тогда только время м<ожет> быть рассматриваемо как единое. Но расчленяющие его сроки (καιροί) не были бы таковыми, если бы они были только сроками времени, как однородной среды, т. е. если бы не были качественно индивидуализированными, качественно своеобразными, каждый по-своему. Каждый срок д<олжен> быть единственным в своем роде, предельно своеобразным. Но предельное, своеобразное, индивидуальное в собственном смысле есть лицо. Чтобы быть индивидуальным, срок должен быть связан с лицом, д<олжен> быть заполнен лицом, его характеризующим, наполняющим его своими энергиями и от лица получающим свою определенную качественность.
Однако сроки эти д<олжны> быть вышевременными.
Время, чтобы быть, должно быть пронизано началом вышевременным, сеткою вечности, дающею нам не плыть с временем и тем перестать замечать его, а стоять над временем и потому сознавать его текучесть. И от лица, определяющего собою временной срок, требуется выхождение над временем, уже свершившимся. Это лицо должно свидетельствовать о вечности, быть живым и глаголющим самосвидетельством в них вечности, оно д<олжно> быть свидетелем μάρτυς.
Оно д<олжно> быть в мире, но не от мира{1118}, трансцендентным миру, отрицающимся от мира, над миром. Оно д<олжно> быть святым. Связанность сроков времени с памятью святых, с явлениями святых дает твердость (прочность) текучему естеству времени—это и есть месяцеслов.
1920.V.20—21
{См. Приложение к VI «Черты феноменологии культа», с. 198—200 наст, изд.}
1920.V.20
Таинства совершаются в чинопоследовании своих обрядов. {Далее следует малоразборчивый текст, почти идентичный началу раздела «Свидетели», с. 354—355 наст, изд.; окончание: «Что возвещалось, свершилось».>
{На оборотел) Что такое пост. Пуст? То же, что и праздник.
1920.V.21
Богослужебные одежды, по Симеону Солунскому и др., имеют двоякое значение: во-первых, они суть символы Христа—Христова рабьего зрака и служения; во-вторых— символы величия и особых даров Духа Св<ятого>. Это двойное значение одежд соответствует и двойному положению в Церкви священнослужителя. Он Христос—жертва, и Христос—царь,—Христос уничиженный и Христос прославленный.
Книга посвящена дивному Старцу Гефсиманского Скита, что близ Троице-Сергиевой Лавры, иеромонаху Исидору.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Кто он — Павел Александрович Флоренский, личность которого была столь универсальной, что новым Леонардо да Винчи называли его современники? Философ, богослов, историк, физик, математик, химик, лингвист, искусствовед. Человек гармоничный и сильный... А вот и новая его ипостась: собиратель частушек! Их мы и предлагаем читателю. Многие из частушек, безусловно, впишутся в нашу жизнь, часть — представит исторический интерес.
Чем была бы православная иконопись без философии православия? Откуда пошло древнее убеждение в том, что "иконный мастер", который станет писать не по канонному Преданию, но от своего измышления, повинен вечной муке? И каковым казалось - или постигалось? - Андрею Рублеву или Феофану Греку "воплощение истины вещей"? Вот лишь немногие из тем, что поднимаются в этой книге.
П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц)
Новая книга политического философа Артемия Магуна, доцента Факультета Свободных Искусств и Наук СПБГУ, доцента Европейского университета в С. — Петербурге, — одновременно учебник по политической философии Нового времени и трактат о сущности политического. В книге рассказывается о наиболее влиятельных системах политической мысли; фактически читатель вводится в богатейшую традицию дискуссий об объединении и разъединении людей, которая до сих пор, в силу понятных причин, остается мало освоенной в российской культуре и политике.
Предлагаемая вниманию читателей книга посвящена одному из влиятельнейших философских течений в XX в. — феноменологии. Автор не стремится изложить историю возникновения феноменологии и проследить ее дальнейшее развитие, но предпринимает попытку раскрыть суть феноменологического мышления. Как приложение впервые на русском языке публикуется лекционный курс основателя феноменологии Э. Гуссерля, читанный им в 1910 г. в Геттингене, а также рукописные материалы, связанные с подготовкой и переработкой данного цикла лекций. Для философов и всех интересующихся современным развитием философской мысли.
Занятно и поучительно прослеживать причудливые пути формирования идей, особенно если последние тебе самому небезразличны. Обнаруживая, что “авантажные” идеи складываются из подхваченных фраз, из предвзятой критики и ответной запальчивости — чуть ли не из сцепления недоразумений, — приближаешься к правильному восприятию вещей. Подобный “генеалогический” опыт полезен еще и тем, что позволяет сообразовать собственную трактовку интересующего предмета с его пониманием, развитым первопроходцами и бытующим в кругу признанных специалистов.
Данная работа представляет собой предисловие к курсу Санадиса, новой научной теории, связанной с пророчествами.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.