Философия: Кому она нужна? - [15]

Большая часть нападок философов на человеческий разум посвящена попыткам стереть границу между метафизическим и рукотворным. Неразбериха в этом вопросе началась с древней ошибки (которой отчасти придерживался даже Аристотель в своих идеалистических аспектах); а сегодня она распространяется намеренно и непростительно широко.

Типичный «философский комплект», используемый профессорами философии, содержит следующее: для доказательства утверждения, что во Вселенной нет «необходимости», профессор заявляет, что, как и наша страна не обязана иметь 50 штатов (их могло быть 48 или 52), Солнечная система могла не иметь 9 планет, и их могло быть 7 или 11. Недостаточно, говорит он, доказать существование чего-то, необходимо также доказать долженствование этого существования, – а поскольку этого сделать нельзя, то нет никакой определенности и что угодно сойдет за истину.

Техника ослабления человеческого разума состоит в навязывании рукотворного так, как если бы оно было метафизической данностью, и в приписывании природе понятий, относящихся только к людскому недостатку знаний, таких как «случайность» или «условность», и меняя местами оба элемента «комплекта». Из утверждения «Раз человек непредсказуем, то и природа непредсказуема» получается следующий вывод: «У природы есть воля, у человека – нет, природа свободна, а человек управляется неизвестными силами, природу не нужно порабощать, человека – нужно».

Большинство людей думают, что этот вопрос – пустая академическая болтовня, не имеющая никакой практической ценности, что делает их слепыми к последствиям в их собственной жизни. Если бы кто-то сказал им, что «философский комплект», возникший из этой проблемы, и есть виновник мучительной неопределенности, тихой безнадежности, серого отчаяния их повседневного внутреннего состояния, они бы не поверили: они не знают этого интроспективно. Но неспособность к самоанализу – одно из последствий такого «комплекта».

Большинство людей не имеют представления о природе и особенностях функционирования человеческого сознания и, следовательно, понятия не имеют, что для них возможно, а что – нет, что они могут или не могут требовать от себя и от других, в чем они виноваты, а в чем – нет. Косвенно ссылаясь на то, что у сознания нет идентичности, люди мечутся между ощущением, что они обладают некой всемогущей силой над своим сознанием и могут безнаказанно мучить его («Это не важно, это только в моей голове»), и ощущением, что у них нет ни выбора, ни контроля, что содержимое их сознания предопределено, что они – жертвы непостижимой тайны внутри их собственных черепов, узники неизвестного врага, беспомощные роботы, движимые необъяснимыми эмоциями («Я не могу устоять, я такой, какой есть»).

Множество людей изувечено влиянием подобной неопределенности. Когда такой человек обдумывает желаемую цель или мечту, первый вопрос в его голове – «Смогу ли я?», а не «Что нужно для этого сделать?». Его вопрос означает: «У меня есть врожденная способность?» Такие люди говорят: «Больше всего на свете я хочу быть композитором, но понятия не имею, что надо делать. Есть ли у меня тот таинственный талант, который сделает все за меня?» Такой человек никогда не слышал о предпосылке первичности сознания, но именно она толкает его на безнадежные поиски сквозь темный лабиринт его сознания (безнадежные, так как без обращения к реальности он ничего не сможет узнать о своем сознании).

Если он не сразу бросает свою затею, то неуверенно ковыляет к ее осуществлению. Небольшой успех усиливает его беспокойство: он не знает его причины, и сможет ли он его повторить. Любая маленькая неудача сводит все на нет: он доказывает себе, что у него недостаточно загадочного таланта. Когда он ошибается, то не спрашивает себя: «Чему мне нужно научиться?», а вопрошает: «Что со мной не так?» Он ждет самопроизвольного и всесильного вдохновения, которое никогда к нему не придет. Он проводит годы в мрачной борьбе, сфокусировавшись на растущем внутри монстре сомнений в себе, пока реальность медленно и незаметно проплывает на периферии его умственного видения. В итоге он сдается.

Замените композитора на другую профессию, цель или желание – стать ученым, бизнесменом, репортером или метрдотелем, разбогатеть, найти друзей, сбросить лишний вес, – схема остается той же. Некоторые из ее жертв – шарлатаны, но не все. Невозможно подсчитать количество подлинных умов, особенно в сфере искусств, которые были остановлены или раздавлены мифом о «врожденном таланте».

Неспособные определить, что они могут изменить, а что – нет, некоторые пытаются «переписать реальность», то есть изменить природу метафизической данности. Другие мечтают о Вселенной, где не будет ничего, кроме счастья, – ни боли, ни расстройств, ни болезней, – и удивляются, почему они теряют желание улучшать свою жизнь на земле. Третьи думают, что они были бы смелыми, честными и амбициозными в мире, где каждый автоматически делится своими добродетелями, но не в том мире, какой он сейчас. Четвертые боятся внезапной смерти, поэтому так и не решаются жить. Пятые наделяют всезнанием течение времени и принимают традиции за эквивалент природы: если люди думали так веками, то это, должно быть, истина. Шестые одаривают всесилием и статусом метафизической данности даже не идеи людей, а их