Философия киников - [80]
Деятельность Эномая из Гадары, давшей миру многих выдающихся киников, протекала в царствование императора Адриана. Эномай, как и Деметрий, возвращается к древнему радикальному кинизму, с особой силой выступает против всех проявлений религиозного обмана. Наряду с Лукианом своей атеистической деятельностью он вносит очищающую струю рационализма в затхлую атмосферу мистики и суеверий II в. Воспользовавшись убийственными аргументами Эномая, христианские апоопытным новаторам. Перегрин по существу был христилогеты привлекали его памфлеты для критики язычества, не замечая того, что они были направлены против анским шарлатаном, для которого кинизм стал лишь одвсякой религии. Атеизм Эномая приводил в ужас реставратора эллинской старины императора Юлиана, ибо в «Уличении обманщиков» киник высмеивал достоверность гаданий, оракулов, веру в провидение и пр. Этот памфлет обильно цитировался Евсевием в его «Приготовлении к Евангелию» и Теодоретом. Свои антирелигиозные взгляды Эномай сочетал с материализмом, утверждая, что единственное основание наших знаний — наши ощущения и восприятия, а все явления и поступки людей определяются естественной необходимостью. Своими разоблачениями Эномай разрывал сети, которыми опутывали народ лжепророки типа Аполлония Тианского или Александра Абонотейхского, пригвожденного к позорному столбу Лукианом. Как показывают заглавия сочинений, приведенные у Суды и Юлиана, Эномай писал о кинизме, о Диогене и Кратете, аллегорически толковал Гомера, сочинял утопии и трагедии в духе Диогена.
О другом замечательном кинике II в. Демонакте рассказал Лукиан, изобразивший его идеальным философом. Демонакт происходил из состоятельной семьи, жившей на Кипре. Среди его учителей мы встретим Деметрия, Агатобула и Эпиктета, стоика, преклонявшегося перед Диогеном. Значительную часть жизни Демонакт прожил в Афинах, где умер глубоким стариком. В хвалебной (энкомиастической) биографии философа, написанной Лукианом, приводится много анекдотов и апофтегм, подобных тем, которые рассказываются о киниках в шестой книге «Жизнеописаний» Диогена Лаэртского. В своих высказываниях и образе жизни Демонакт следовал за Диогеном и Кратетом, презирал внешние блага, высшим счастьем считал независимость, смеялся над религией и сравнивал себя с врачом, «который исцеляет недуги, но на больных не гневается». Мягкость и снисходительность в сочетании с критическим и острым умом — отличительные черты характера Демонакта. В его лице кинизм ожил в своем наиболее привлекательном «кратетовском» варианте.
В истории кинизма императорской поры несколько особняком стоит фигура Перегрина-Протея. Это один из тех, по выражению Энгельса, «авантюристов и жуликов, хвастунов и горлопанов», которые присасываются к неной из его часто меняющихся масок и ипостасей. Ведь недаром он получил прозвище Протея, вечно изменчивого мифического морского старца. В своем памфлете «О кончине Перегрина» Лукиан скорее заклеймил религиозного обманщика, чем киника. В своей работе «К истории первоначального христианства» Энгельс упоминает о Перегрине и подчеркивает, что Лукиан дал объективное описание главы христианской общины: Лукиан, «этот, во всяком случае беспристрастный, свидетель, рассказывает, между прочим, историю жизни одного авантюриста, некоего Перегрина, называвшего себя Протеем, родом из Пария на Геллеспонте. Упомянутый Перегрин в молодости начал свою карьеру в Армении с прелюбодеяния, был пойман на месте преступления и согласно местному обычаю подвергнут самосуду. Счастливо спасшись бегством, он задушил в Парии своего отца и вынужден был скрыться»[159]*. Историчность личности Перегрина несомненна — помимо нескольких упоминаний у Лукиана, он фигурирует у Авла Геллия, Татиана, Тертуллиана, Афиногора, Филострата, Аммиана Марцеллина и др. Его необычный жизненный путь восстанавливается довольно детально. Вынужденный удалиться в изгнание после отцеубийства, он направляется в Палестину, где становится членом, а вскоре и главой христианской общины, потом попадает в тюрьму. Освободившись, Перегрин меняет обличье — надевает маску философа-киника, скитается по разным странам Малой Азии, затем в Египте примыкает к кинику Агатобулу, у которого обучался и Демонакт. Оказавшись вскоре в Риме, Перегрин з поисках громкой известности открыто бранит императоров, за что отправляется в ссылку. Оказавшись в Греции, подбивает эллинов поднять вооруженное восстание против римлян (Лукиан, Перегрин, 19), нападает на «некоронованного короля» Афин Герода Аттика, которого нередко обвиняли в стремлении к тирании. Изгнание делает образ Перегрина еще более популярным, его сравнивают с Мусонием Руфом, Дионом Хрисостомом, Эпиктетом и другими гонимыми мудрецами. Но этого ему показалось недостаточным. Обуреваемый жаждой славы, Перегрин, в подражание Гераклу и индийским гимнософистам, решает сжечь себя на костре, что он и сделал с театральной помпой при огромном стечении народа в Олимпии (165 г.), правда, надеясь до последней минуты, что поклонники не дадут броситься ему в огонь. Лукиан был очевидцем этого события.
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.