Философия и религия Ф.М. Достоевского - [75]
Достоевский спас себя Христом. Чудесный Образ Христов заполнил всю его душу, и он с непрестанной апостольской ревностью удивительно проповедовал чудотворную силу Образа Христова. «В предсмертных записках Достоевского находится одна, в которой помечено:«Написать книгу об Иисусе Христе». Мы не знаем, написал ли бы он такую книгу, но в некотором смысле все его книги, в особенности написанные в последние годы, о Христе: во всех этих книгах Он — настоящий, хотя и невидимый центр, а иногда Он и явно появляется. Самый большой триумф гения Достоевского состоит именно в том, что он сумел в своих произведениях показать и сделать так, что мы ощущаем живого Христа, он ввел Его к нам, научил нас полюбить Его» [607]. Он весь был пронизан светом Образа Христова, им подвижнически обожаемого. Один из его ближайших друзей, Н. Страхов, говорит, что в последние годы своей жизни Достоевский очень сильно похож был на подвижника, полного кротости и благости [608]. А по словам Боге, «…в любое иное время (кроме того, когда он возбужден), лицо Достоевского выражало грустную и благую кротость, какая видится на иконах славянских святых давнего времени» [609].
Достоевский совершенно убежден, что только люди с нечистым сердцем и помраченным умом, состоящие в рационалистическом союзе с дьяволом, могут отрицать, что Христос есть Спаситель. «…Те, кто отвергает Христа, совсем Его не знают» [610], — говорит Достоевский, ибо невозможно не любить Христа, познав Его. В одном своем письме о Белинском он пишет так: «Разговаривая однажды со мной, он ругал Христа, но он наверняка никогда бы не осмелился сравнивать с Христом себя и иных господ, которые распоряжаются миром. Он не был способен видеть, насколько все они, и каждый из них, жалки, раздраженны, нетерпеливы, низки и прежде всего — мерзки и ничтожны. Он никогда не спрашивал себя:«Ну а что же поставим вместо Него? Конечно же, не себя, таких негодных, какие мы есть». Нет, он никогда не задумывался о том, что сам он может быть плохим; он был до крайности доволен собой, и в том и выражалась его, несчастного, лично досадная тупость» [611].
Рассматривая человека и человечество sub specie Christi, измеряя все мерой Христовой, Достоевский этой мерой и русский народ мерил, этим взглядом и на русский народ глядел — и увидел дно сущности его, увидел все содержимое, все возможности души его, и открыл, что непреходящая и вечная ценность русского народа в сохранении православного Образа Христова, в сохранении и исповедании. Он это делал во время, когда грязные волны европейского материализма захлестывали душу русской интеллигенции. Поэтому он по праву назван «неустрашимым исповедником Имени Господнего» [612].
Через него, как через пламенный язык свой, высказалась вся русская душа: все ее устремления, все ее чаяния, все ее грехи, все ее добродетели, все ее идеалы. Достоевский — самое высокое и самое глубокое выражение русского национального самосознания. Он — Россия в миниатюре [613]. Он стал «нравственным вождем нашего времени» [614].
Недавно один русский мыслитель писал: «Уже стал неоспоримою истиною тот факт, что Достоевский весь воплотился в современности, что он стал вдохновителем и отправной точкой почти всех наших писателей, поэтов, философов, что современное религиозное сознание все целиком вышло из Достоевского, что творчество нынешнего времени буквально живет им, лишь видоизменяя и преображая его мысли, его откровения, его бездонную и вечную глубину. И не в убожестве нашем, не в оскудении творческих сил нужно усматривать причину этого влияния, а в необычайно сильном родстве всего русского творчества с личностью Достоевского. В этом отношении Достоевский как бы является выразителем пред миром всех глубин русского духа, гениальным творцом всех бродящих, скрытых, таинственных его сил, великолепным символом, живым символом загадочного царства русской души и народа, его исканий и его надежд, его молитв и его проклятий! Ибо не мы воссоздаем Достоевского, а он сам, его титаническая сила присутствует в нас и творит в современных писателях свой надрывный бунт, и свое великое страдание, и свою мистическую, безумную красоту. Ибо Достоевский — это вся Россия, ее душа, ее сокрытая и стихийная сущность»
