Философия и психология фантастики - [9]

Конечно, следует еще раз повторить: не следует считать басню Крылова или иную построенную на фантастичных аллегориях притчу произведением "фантастическим". Басня - особый жанр, но она содержит фантастические элементы, и на этом основании может быть отнесена - по классификации Чумакова - к "формальной" фантастике. А вообще фантастическое может выполнять роль иносказания как в собственно фантастическом, так и в "формально-фантастическом" произведении.

Фантастика и законы реальности

Фантастика, по словам Чернышевой, есть "некая деформация действительности". Это толкование сближает понятие фантастики с понятием воображения - особенно, если мы согласимся с мнением Сергея Рубинштейна и Эвальда Ильенкова о том, что любое воображение предмета есть одновременно его преображение. По определению психолога Лады Коршуновой, "воображение это образы предметов, которые ранее, полностью или частично не воспринимались человеком"27). В свете этого понимания воображения фантастическое можно определить как воплощение воображаемого в литературе или искусстве. Но, произнеся это, мы сразу обнаруживаем, что с нашим пониманием фантастики что-то не в порядке. У фантастики не может быть монополии на воображение. И данное нами выше определение фантастики, и толкования Т. А. Чернышевой нельзя назвать удовлетворительными по той смешной причине, что собственно в любом художественном произведении изображаются события, которых на самом деле, в реальности не было - причем не было, опять-таки, "заведомо". Все художественные, - а отнюдь не только фантастические - произведения воплощают плоды воображения автора. В основе художественной литературы лежит художественный вымысел, который отличает ее от литературы документальной. Это обстоятельство даже заставило Михаила Нехорошева заявить, что всякую словесность можно считать фантастической, поскольку она порождена воображением автора28). Однако, если рассуждать в этом направлении, то можно прийти к выводу, что не только литературная, но вообще любая условность, и любая используемая в социальной жизни интерпретация или оценка также являются фантастическими, поскольку возникают не без участия фантазии. Именно к такому выводу приходит американский философ Джон Дьюи, который пишет, что "если позволить себе некоторую вольность в толковании слова "фантазия", можно позволить без всякого преувеличения сказать, что человек, за исключением тех редких моментов, когда он действительно занят каким-то трудом, полностью живет в мире фантазий, а не фактов, в фантастическом мире, построенном вокруг человеческих желаний и наполненном плодами его успехов и неудач"29). Необходимо, как минимум, провести границу между двумя типами вымысла: художественным и фантастическим.

Самый первый и наивный ответ на этот вопрос заключается в том, что реалистическое художественное произведение описывает события, которые не были, но могли бы случиться. Еще Иннокентий Анненский писал: "Что такое фантастическое? Вымышленное, чего не бывает и не может быть"30). Кстати, некоторые психологи выделяют способность представлять то, что не может быть, в особую разновидность воображения. Например, Лада Коршунова предлагает различать понятия "воображение" и "фантазию", отмечая, что "фантазия продуцирует то, что не существует, а подчас и не может существовать"31). В свете этого определения фантастика представляет собой воплощение не воображения вообще, но той его разновидности, которую Коршунова называет фантазией.

Из вышесказанного вытекает, что при рассуждении о художественном реализме мы должны вводить представления об управляющих бытием закономерностях, которые имеют большую степень обязательности и необходимости, чем единичные события. Единичные события, порожденные художественным вымыслом, не имеют места в реальности, - но не противоречат общим закономерностям бытия и, следовательно, возможны в рамках этих закономерностей. Вера в такие закономерности - жесткие сами по себе, но либеральные по отношению к различным возможным в их рамках фактам - заложена в самой идее художественного произведения. Впрочем, размышляя о различии реализма и фантастики, более точно говорить не о закономерностях, а о категориях фактов. Поскольку фантастическое в равной степени возникает при нарушении законов физики, при создании животных, неизвестных биологии, и при описании событий, не соответствующих представлениям истории, есть основания говорить, что при определении фантастического можно вообще обойтись без категории "закономерности". Конечно, очень многие авторы говорят, что фантастическое - это то, что противоречит законам природы, т. е. "сверх-естественное". Например, Е. Тамарченко пишет, что "Фантастическое начинается на границе законов природы, и фантастика существует постольку, поскольку она выходит за эти границы и не покрывается логической мотивацией и объяснением"32). Однако понятие "законы природы" - понятие сравнительно позднее. В конце концов, даже естественные науки прежде всего имеют дело с феноменами, в которых они только пытаются выявить закономерности - и далеко не всегда успешно. Феномен, противоречащий известным науке законам, не считался бы фантастическим, если бы о нем было точно известно, что он существует, и тем более, если бы он встречался достаточно часто. Привычное может также хорошо, как и закономерное, выполнять по отношению к фантастическому роль антитезиса. Существование свифтовских лилипутов противоречит не законам природы, а только данным науки, т. е. таких маленьких людей нигде еще не встречали. Это обстоятельство заставило Толкиена потребовать исключить произведения Свифта из категории "волшебной сказки" - поскольку в лилипутах, кроме роста, нет ничего необычного. И мышление людей донаучной эры, и мышление массового читателя, к которому обращаются фантасты, оперирует не столько представлениями о закономерностях, сколько разрядами сходных между собой фактов, которые либо встречаются, либо не встречаются. Для конституирования фантастического не обязательно знать о закономерностях - достаточно отличать встречающиеся типы событий от еще невиданных. Представление о нарушении закономерностей есть только одна из возможных, хотя и очень характерных для нашего времени интерпретаций новых, вымышленных типов фактов. Представление о встречающейся в окружающем мире категории аналогичных фактов, с одной стороны, более первично, чем представление о закономерности природы, и, с другой стороны, вполне достаточно для создания понятия фантастики.