Философия и психология фантастики - [6]

Предложенный В. М. Чумаковым термин "бессознательная фантастика" кажется нам неудовлетворительным потому, что мы почти никогда не можем сказать, действительно ли создатели мифа (или иного фантастического для нас сюжета) не осознавали его фантастичность. По всей видимости, наиболее распространенным будет случай, когда вопрос о вере автора в реальность передаваемого сообщения будет решаться неоднозначно либо не будет решаться вообще. Автор мифологических представлений коллективен. Мифология развивается во времени, и на каждой стадии отношение к ней меняется. Кроме того, между двумя полюсами - веры и неверия в вымысел - имеется весьма богатый спектр психологический состояний, связанных с разными степенями рефлективности мышления и разными концепциями истинности. Любое из этих психологических состояний может иметь место в какой-либо индивидуальной либо исторической ситуации. В частности, в какой-то степени могут быть вполне резонны замечания Честертона, который говорил, что, с одной стороны, нельзя утверждать, будто древние греки не верили в их мифологию, а с другой стороны, нельзя настаивать, что эта вера была серьезна. Греки "верили" в мифологию, как дети верят в правила игры. Е. Н. Ковтун отмечает, что по мере разложения мифологии, "на протяжении многих веков сохранялось своеобразное состояние "полуверы", когда человеческое сознание допускает, хотя и с оговоркой, существование сверхъестественных явлений" 16). Нет никакой возможности разбираться во всех этих оговорках и нюансах "полуверы" - тем более, что судить о них можно только гипотетически.

Допустим, мифы или сказки создавались не как фантастические сказания, и тогда, в эпоху своего создания, они ими действительно не были. Но мифы и сказки продолжают существовать до наших дней, и в нашей культуре они уже функционируют в качестве фантастических произведений. Плоды творчества древних абсорбируются нашей культурой - достаточно вспомнить, что устная народная сказка в наше время была записана и только таким образом превратилась в разновидность литературы, которую можно рассматривать как литературу фантастическую. Использование мифологических и сказочных мотивов в фэнтези достаточно наглядно показывает, как мифология становится функциональной подсистемой современной фантастики. Наконец, стоит обратить внимание на тот обычно не замечаемый факт, что мы выделяем мифологию в качестве особого и целостного феномена, руководствуясь нашими представлениями о фантастическом. Мы можем придавать мифологии сколь угодно большую познавательную, философскую или иную значимость, можем считать ее протофилософией и протонаукой, мы можем утверждать, что в древности мифы воспринимались как реальность, мы можем вполне согласиться с Мирче Элиаде, заявившим, что миф - это "событие сакральное, значительное, и служащее примером для подражания"17), - но тем не менее, мы относим какой-либо древний сюжет к мифологии именно потому, что с современной точки зрения он воспринимается фантастическим. В противном случае, было бы странным, что к мифологии не отнесено ни одного правдоподобного сюжета. "Миф слагается из вещей, вызывающих удивление" - писал Аристотель18). Сам Элиаде, утверждая, что "миф говорит только о происшедшем реально", но тут же добавляет, что "персонажи мифа - существа сверхъестественные" 19). Если быть до конца откровенным и не считать гуманитарные науки более корректными, чем они есть на самом деле, то мифологию можно определить как совокупность древних сказаний, представляющихся для нашего времени фантастическими.

Итак, понятие фантастики обладает историко-культурной релятивностью, оно зависит от того, кто и когда выносит суждение о фантастичности данного образа или сюжета.

Фантастикой в культуре определенной эпохи считается изображение фактов и событий, не существующих с точки зрения господствующих в данной культуре мнений.

Казалось бы, данное определение является совершенно элементарным, и для тех, кто занимается фантастикой, оно должно относиться к числу азбучных истин, о которых не говорят. Однако литературоведы категорию фантастического практически не разрабатывали. "Не ищите научного понятия о фантастике, т. е. точного раскрытия ее сути, в словарях и энциклопедиях: его нет, - пишет Евгений Тамарченко. - Многое написано о научной фантастике, в особенности в послевоенные годы. Но о научной фантастике (НФ), как правило, говорят, не ответив ясно, какова суть фантастики как фантастики, без видовых эпитетов... Ни в нашей, ни в мировой науке проблема фантастики не поставлена в достаточной мере теоретически" 20). Сам Тамарченко определяет фантастику как нарушение существующих в реальности границ и запретов, как "границу границ", а фантастическое - как "все во всем". Такое истолкование фантастического может быть и весьма резонно, но его скорее стоит рассматривать как интеллектуальный изыск, который был бы уместен на базе более примитивных, но более точных определений фантастического. К счастью, существует изданная Иркутским университетом монография Татьяны Чернышевой "Природа фантастики", являющаяся, безусловно, самым глубоким исследованием природы фантастического в российской теоретической литературе. Интерпретации Чернышевой ставят все точки над "i" с достаточной долей ясности: "Для определения того или иного создания человеческой мысли как фантастического, необходимо учитывать два момента: а) соответствие или, вернее, несоответствие того или иного образа объективной реальности, и б) восприятие его человеческим сознанием в ту или иную эпоху. Поэтому самый безудержный вымысел в мифах мы можем назвать фантастическим только с той оговоркой, что все мифологические события фантастичны только для нас, ибо мы иначе видим окружающий нас мир и нашим представлениям о нем все эти образы и понятия уже не соответствуют"21).