Философ с папиросой в зубах - [48]

— Оставь меня в покое, старая бл…дь. Как ты надоела мне со своей любовью».

Сопли в сахаре

В число знакомых Фаины Георгиевны входила журналистка Татьяна Тэсс, особа, «приближенная к высшим кругам», писавшая актрисе длинные, обстоятельные письма о своих вечных «женских» проблемах, и сладкоречивые, сиропные газетные статьи, называемые Раневской «сопли в сахаре». Это была крайне деловая и состоятельная дама, подробно интересовавшаяся кругом знакомств Раневской, полагавшая, что она является лучшей подругой «милой Фаины».

— Богата-а-я! — говорила про нее Раневская. И добавляла в тон: — А попросишь занять, найдет изобретательную форму отказа: «Нет, Фаиночка, о вас же пекусь, вам будет тяжело отдать». Заботливая такая…

Как-то Раневская подшутила над Тэсс, написав ей: «Приезжайте ко мне, в поместье. На станцию «Малые Херы». На службе у Тэсс в редакции газеты «Известия» дамы разволновались. И какая-то из них спросила: «А где такая станция?»

Член с большой буквы

Помимо актерского таланта, Фаина Раневская обладала и несомненными литературными способностями. Даже по немногочисленным письмам и миниатюрам, чудом сохранившимся в архиве актрисы, можно судить о ее ярком писательском даре. Раневская пронзительно тонко чувствовала слово и мастерски им владела. Особенно органично ей удалось передать, вернее, спародировать, стиль так называемых писем в редакцию. Вот одно из таких писем, посланных в газету ее антагонистке-подруге Татьяне Тэсс от имени некого читателя Усюськина:

«Вы меня не знаете глубокоуважаемая Татьяна Григорьевна.

Мое фамилие Усюськин, по матери происхождение имею от рода Кафинькина, ныне покойного дяди моего. Разбирая имущество дяди найдено письмо, где покойник просит передать Вам привет и благодарность за внимание к разного рода явлениям нашей счастливой действительности на почве неполадок имеющих место. Дядя (царство ему небесное) незадолго до кончины покончил с буржуазным прошлым и поступил в партию, где был членом с большой буквы. Я тоже являюсь членом по просьбе дяди. Текущая действительность обнаружила большие достижения с Вашим участием в общественной жизни, где Вы являете значение происходящего на почве роста нашего сознания. Спасибо Вам за нравственное значение событий.

Остаюсь преданный Вам Усюськин».

Прогресс в медицине

Однажды старая подруга спросила Раневскую:

— Фаина, как ты считаешь, современная медицина делает успехи?

— Еще какие. В молодости для установления точного диагноза мне каждый раз приходилось почти донага раздеваться перед врачами, а теперь достаточно лишь язык показать.

Волоком по двору

Замечательный актер, художественный руководитель Московского театра сатиры Александр Анатольевич Ширвиндт вспоминал: «Фаина Раневская обладала самым нестандартным мышлением, она никогда специально свои фразочки не выдумывала, а просто была таким редким человеком, который говорит афористично… Я жил с ней в одном доме. Она всегда была «больна». Даже тогда, когда чувствовала себя прекрасно — охала, ахала, как и положено одинокой даме. Однажды встретил ее на пороге подъезда. «Шурочка, вы торопитесь?» — спросила она. «Не очень». — «А проволоките меня по двору метров пять-шесть, очень хочется подышать!»

Вот и вся любовь

Казалось бы, в своей жизни Фаина Георгиевна была не обделена любовью. Раневскую театралы просто боготворили, спектакли с ее участием собирали аншлаги, зал не хотел отпускать ее со сцены, награждая нескончаемыми аплодисментами. Признание в любви тысяч и тысяч пусть незнакомых, далеких, чужих — последняя соломинка одинокого человека. Но Фаина Георгиевна не обольщалась. И не рассчитывала всерьез на любовь к себе. Она понимала, что люди просто попадают под обаяние созданных ее талантом сценических образов. Раневская писала в дневнике: «От зрителей получаю письма, полные любви. Но ведь это не мне, а тем, кого изображаю. Тоска, тоска…»

Как-то после спектакля Фаина Георгиевна, сидя в гримерке, грустно окинула взором многочисленные дары поклонников — охапки цветов, корзины с письмами, открытками и записками, полными восторга, — и печально заметила:

— Как много любви, а в аптеку сходить некому!

Слова, слова, слова

Фаину Георгиевну друзья и коллеги настойчиво уговаривали публично отметить восьмидесятилетний юбилей:

— Это не только событие в вашей жизни, это грандиозное событие для всей нашей огромной страны!

Но Раневская категорически отказалась:

— Вы мне сейчас наговорите всяких там высоких слов. А что же вы будете говорить на моих похоронах?

Блистательный некролог

Фаина Георгиевна называла актрису Ию Саввину одной из своих любимых учениц. Не в том прямом смысле, которой ассоциируется с учебным классом, — кафедру им заменил Театр Моссовета, в котором они вместе работали. Дружили ли они? Едва ли. «Как можно дружить с гением, — ответила на этот вопрос Саввина. — Скажу так: мы были с Фаиной Георгиевной хорошо знакомы».

Парадокс: Раневская была особенно беспощадно требовательна к тем партнерам по сцене, которых любила и уважала. Как-то своими постоянными придирками она довела Ию Сергеевну до слез. Но потом позвонила с извинениями, которые потрясали величественной откровенностью: «Я так одинока, все друзья мои умерли, вся моя жизнь — работа… Я вдруг позавидовала вам. Позавидовала той легкости, с какой вы работаете, и на мгновение возненавидела вас. А я работаю трудно, меня преследует страх перед сценой, будущей публикой, даже перед партнерами. Я не капризничаю, девочка, я боюсь. Это не от гордыни. Не провала, не неуспеха, я боюсь, а — как вам объяснить? — это ведь моя жизнь, и как страшно неправильно распорядиться ею»…