Филип К. Дик. Жизнь и Всевышние вторжения - [147]

Но идеи Фила попросту не складываются в связный сюжет. Как роман может содержать в себе ключ к структуре бытия? Фил бросает вызов самому себе в этой записи 1978 года в «Экзегезе»:

Этот роман должен быть написан, у меня есть состояние искупления, которое я испытал в 2–74/2–75, чтобы положить его в основу, но, Боже мой, передо мной такая задача: изобразить 1) то, что искупает; 2) процесс искупления; 3) искупленное (восстановленное) состояние человека – в отличие от состояния поглощенного (описанного в «Помутнении»). Чтобы выполнить эту задачу, мне следует посвятить этому всю мою оставшуюся жизнь. Не знаю, смогу ли. […] Но это должно быть сделано. И это должно указать на Пятого Спасителя, чье пришествие неизбежно.

Вдохновение пришло из странных источников. За последнее время Фил написал две автобиографических заметки – вступление к сборнику рассказов Golden Man и воспоминание о «Рууге»[282], первом проданном фантастическом рассказе. Их непринужденность сделала доброе дело – творческий застой был преодолен. Глубокомысленные идеи «Экзегезы» послужили основой для свободного и забавного стиля, в котором Фил и задавался вопросами «что, если?» перед Джетером и Пауэрсом. А затем пришло письмо от Галена – настоящего союзника в Агентстве Мередита.

Во время двухнедельного всплеска в ноябре 1978 года Фил решил проблему, как облечь непокорного зверя «2–3–74» в романную «шкуру». Фил начал писать «Валис» в середине долгого сеанса работы над «Экзегезой» – непрерывный поток сознания на 115 страницах. Долгие годы «исследований» подошли к концу. Фил снова сел за свою пишущую машинку.

Что же вызвало это высвобождение? Если смотреть глубоко – осознание Филом необходимости записать все именно так, как это произошло.

Ему следует учитывать, что все его грандиозные теории не в состоянии доказать всю важность «2–3–74», если он сам не разберется в том, что же это было. Затем, как бы безумно это ни звучало, он расщепляет себя на «Фила Дика» и «Жирного Лошадника» («Филип» по-гречески означает «любитель лошадей», а «Дик» по-немецки – «жирный»). Читатель оказывается в курсе, что Лошадник – душевнобольной, жертва нервного срыва. А кто же рассказчик? Фил Дик, который признается: «Я Жирный Лошадник, я пишу это от третьего лица, чтобы придать повествованию столь необходимую объективность».

Перед нами парадокс Эпименида («Все критяне лжецы; я – критянин»), который впервые был использован Филом для образа главного героя/дурачка Джека Исидора в «Исповеди недоумка». Парадокс не решаем, это бесконечный регресс. В «Валисе» читатель не может быть полностью уверен в том, что «Жирный» действительно спятил, потому что если это так, то как «Фил» может быть объективным? И от кого ведется это ясное, забавное повествование? «Валис» – автобиография или роман? И то и другое. Как Фил объясняет в мартовском письме 1979 года: «Как ни странно, но самые причудливые события там правдивы (или, точнее – и в этом есть принципиальная разница, – я верю, что они правдивы)».

От первого лица персонажа «Фила», то появляющегося, то исчезающего в сюжете «Валиса», рассказывается о поисках Жирного Лошадника, совершенно забавного Дурака, ищущего Бога. В отличие от Парсифаля из мифа о Граале, Толстяк живет в современном округе Ориндж, где все люди, желающие того же, чего столь упорно хочет Лошадник – найти Бога, Истину, Делание, – все они чокнутые. «Фил» пытается объяснить это Жирному. Но в глубине души «Фил» вместе с читателем знают, что надежда мира заключается в том, в чем Лошадник никогда не будет убежден. Tractates Cryptica Scriptura, который завершает «Валис», содержит концентрат «Экзегезы» Жирного. «Фил» издевается над ними. (Реальный Фил признается, что записи 7 и 9 в Tractates ему открыл «телепатический» голос ИскИна – искусственного интеллекта.)

На протяжении всего романа Жирный Лошадник окружен друзьями и любовницами, которые придают силы его вере, даже когда высмеивают его рассуждения. Как раньше было отмечено, образ жены Жирного, Бет, навеян Тессой, а его больная раком подружка Шерри Сольвиг в большой степени основана на Дорис. Морис, великодушный врач Жирного, который использует агрессивный подход, чтобы встряхнуть толстяка и вывести его из состояния суицидального уныния, во многом обязан психотерапевту Барри Спатсу, который лечил Фила после его попытки самоубийства в феврале 1976 года. Друг Лошадника Дэвид – наивный, добродушный, верующий католик – «срисован» с Пауэрса. А друг Кевин – едкий, ироничный, но величественный в своем правдоискательстве – это портрет Джетера. В интервью Джетер подчеркивает стилизованную природу персонажей «Валиса»:

Тим не являлся законченным религиозным фундаменталистом или ревностным католиком. Я не был законченным, издевающимся над церковью скептиком, и Фил не был полностью одурманенным человеком. На самом деле в каждом из нас были фрагменты всего этого и были частичные совпадения с темами разговоров, которые мы вели. Но в книге Фил особо выделил этих героев так, чтобы их отношения стали более прозрачными. […] Ведь мы не говорим о достоверности, когда идем смотреть кино, точно так же и книга отличается от реальности. Хотя, как раз было и кино, которое мы все вместе ходили смотреть.