Филип Дик: Я жив, это вы умерли - [14]

Но кто же является этим коммунистом? От какого члена группы на самом деле исходит этот ужасный и вместе с тем гротескный образ? Все подозрения, естественно, падают на Маршу: ведь ФБР косо смотрело на нее еще до аварии на «Мегатроне». И, несмотря на ее отчаянные оправдания, даже ее муж тоже начинает в это верить, потрясенный тем, что все это время Марша его обманывала.

Здесь Дик несколько преувеличил: их политические разногласия с Клео никогда не принимали столь драматического оборота. Но он посчитал необходимым сделать разоблачение коммуниста гвоздем книги. Уже через две недели Дик закончил работу. Печатая последнюю главу, он представлял себе Джорджа Скраггза, который читает этот роман, — догадывается ли агент ФБР, что развязка близка? Подозревает ли он, что тайный коммунист в группе — это не щедрая левая активистка, а офицер службы безопасности «Мегатрона», лишь притворявшийся одержимым «красными», «охотник на ведьм» собственной персоной?

Когда на следующий год роман «Око небесное» («Eye in the Sky») был опубликован, Филип Дик послал один из авторских экземпляров своему другу из ФБР. Маккарти тогда только что умер от цирроза, после чего серия решений Верховного суда США положила конец «охоте на ведьм». В течение некоторого времени Джордж Скраггз больше не навещал их. Тем не менее он снова пришел в гости к Дикам, чтобы поблагодарить за подарок и поделиться своим впечатлением о романе. Казалось, что большая часть политических аллюзий, хотя и явных, от него ускользнула, не говоря уже о философской составляющей. Дик тщетно пытался объяснить фэбээровцу значение понятий idios kosmos и koinos kosmos. Все, что интересовало Скраггза, это научное правдоподобие данного утверждения. Возможно ли, чтобы нечто подобное произошло в реальности? Может быть, с помощью гипноза или наркотиков? Дик не удержался от удовольствия поиздеваться над Скраггзом в последний раз и, вспомнив наивное письмо, которое он написал в СССР пять или шесть лет назад и которое так и осталось без ответа, важно заявил, что у него даже была по этому поводу оживленная научная переписка с советским академиком Александром Топчиевым.

— Да, в ФБР об этом известно, — рассеянно ответил Джордж Скраггз, и теперь настала очередь Дика задаться вопросом, уж не смеется ли тот над ним.

Глава четвертая ТО, ЧЕМ ОН ЗАНИМАЛСЯ НА САМОМ ДЕЛЕ

Первый тревожный звонок прозвучал однажды вечером, когда Клео приготовила на ужин лазанью. Ужин закончился, они болтали, слушая музыку, как вдруг у Фила заболел живот. Он поднялся, сказав, что сходит за лекарством, и пошел по маленькому темному коридору, ведущему в ванную комнату.

На пороге он начал на ощупь искать ламповый шнур.

— Все в порядке? — бросила Клео из столовой.

— Все в порядке, — ответил он.

Но шнура на месте не было. Однако Филип знал, что шнур висит слева, вдоль двери. Куда же он подевался? Это было нелепо. Вытянув руки, растопырив пальцы, Фил начал шарить в темноте. Его охватила паника, как если бы все вокруг него исчезло, и он больно стукнулся головой о шкафчик с лекарствами. Стеклянные пузырьки, стоявшие на полке, ударились друг о друга. Фил выругался.

Удивительно далекий голос Клео повторил:

— Все в порядке? — Затем: — Что происходит?

Он пробурчал, вероятно, недостаточно громко, для того чтобы жена услышала, мол, он никак не может найти этот чертов шнур… и внезапно понял, что никакого лампового шнура и не существует. Здесь есть и всегда был выключатель, справа от двери. Филип без труда его нашел, включил свет резким ударом. Свисавшая с потолка лампа зажглась. Он с подозрением оглядел ванную комнату. Все казалось нормальным, не очень чистым, но нормальным. Белье сушилось на веревках. По кафельной плитке бежал таракан. Фил подавил в себе желание его раздавить.

Он открыл шкафчик с лекарствами, избегая смотреть на свое отражение в зеркале, поправил упавший пузырек, взял тот, в котором лежали пилюли от боли в животе, проглотил одну, запил стаканом воды, затем, осторожно погасив свет, так чтобы выключатель не щелкнул, вернулся в столовую. Клео закончила убирать со стола и мыла посуду на кухне. Фил приблизился к жене, размышляя: «Откуда у меня возникло воспоминание о ламповом шнуре? Я точно знал, что существует определенного вида шнур, определенной длины, в определенном месте. Я искал не случайно, как если бы я находился не в своей ванной комнате. Нет, я искал ламповый шнур, которым привык пользоваться, которым пользовался достаточно долго, чтобы моя нервная система выработала условный рефлекс».

— Тебе когда-нибудь случалось, — спросил он жену, — искать ламповый шнур, который не существует? Вместо выключателя?

— Это его ты искал столько времени? — поинтересовалась Клео, не прекращая мыть посуду.

— Но где, интересно, я мог приобрести привычку дергать ламповый шнур?

— Понятия не имею. Их уже почти нигде нет. Сегодня у всех ламп — выключатели. Возможно, к тебе вернулось воспоминание детства.

Затем Клео пошла спать, а Фил остался один с котом Магнификатом в столовой, которая в это время превращалась в его кабинет. Он поставил пластинку с «Кругом песен» Шумана, опус № 39, только что записанную Фишером-Дискау, и сел за стол, на который Клео вернула печатную машинку. За окном проехала машина, но, после того как она удалилась, наступила полная тишина. Филип Дик очень любил это время суток. Первая песня из сборника рассказывала о человеке, давно отправившемся в путешествие, который шел по снегу, с ностальгией думая о своей родине и о своем домашнем очаге. По правде говоря, в стихотворении не было речи о снеге, но на той же пластинке имелась также запись «Зимнего путешествия» Шуберта, и поэтому на конверте были изображены хлопья снега, что оставляло мало места для солнечного микроклимата в голове слушателя. Дик спрашивал себя, и эта мысль вызвала у него улыбку, можно ли было сочинить стихотворение, а затем мелодию, взяв за основу опыт, подобный тому, что он сам только что пережил: человек входит в ванную комнату и, вместо того, чтобы нажать на выключатель, ищет несуществующий ламповый шнур. Он с трудом удержался, чтобы не разбудить Клео и не спеть ей, на мотив только что закончившейся мелодии и подражая голосу Фишера-Дискау, последние строчки стихотворения, которое только что сочинил: «Es gab keine Lampen-schnur…»