Фидель. Футбол. Фолкленды: латиноамериканский дневник - [82]

Но, сам того не зная, Артигас заложил первый камень в историю не только новой независимой страны, но и... мирового футбола. О чём с придыханием мне и рассказывал президент уругвайского футбольного клуба «Насьональ» адвокат Виктор де ла Балле, когда вывел меня на поле клубного стадиона «Гран Парке Сентраль»:

— Вот вы сейчас стоите в центральном круге, который священен для мирового футбола! Именно здесь его «нулевой километр»! Именно здесь был сыгран первый матч первого чемпионата мира!

— Подождите, а как же стадион клуба «Пеньяроль»?

— А, это вам наши «братья» из клуба «Пеньяроль» уже рассказали свою басню про стадион «Поситос»?! Так вот, это наглая ложь. На самом деле первый матч сыгран здесь. Здесь, у нас, на стадионе клуба «Насьональ» сошлись тогда, 13 июля 1930 года, сборные США и Бельгии. — Мой провожатый так и сыплет датами, именами, статистикой голов, но явно подбирается к чему-то ещё более важному. Так и есть:

— С этим центральным кругом связана ещё и большая политическая интрига. Именно здесь, когда Уругвай оставался последней страной, где ещё были разрешены дуэли, стрелялись два величайших политика своего времени, Хосе Батжже-и-Ордоньес и Вашингтон Бельтран. Более метким оказался Батжже. Но и это не всё.

— Вы имеете в виду, что здесь же, в этом центральном круге стадиона «Насьональ», было совершено и первое футбольное самоубийство? — спрашиваю я, памятуя о печальной, но действительно первой в мире истории с футбольным самоубийством. Дело было в 1918 году, и здесь, в центральном круге, покончил с жизнью бывший игрок «Насьоналя» Абдон Порте, когда понял, что возраст и силы уже не те и играть за любимый клуб он больше не сможет.

— Это действительно так. Но и не забывайте о самом главном. Главное в том, что именно на этом поле, задолго до того, как здесь разбили футбольный стадион, клятву верности свободе дал основатель нашей страны Артигас! Именно здесь его провозгласили вождём восточного народа. Взгляните на трибуны! В какие цвета они выкрашены?! В синий, белый и красный! Это цвета его флага! И это цвета нашего клуба!

Естественно, Буэнос-Айресу такой «распоясавшийся» Артигас не был нужен. Дело стремительно шло к войне. Так бы вечно это и продолжалось: война Аргентины с уругвайскими сепаратистами, а Бразилии — с уругвайскими республиканцами, если бы в это время у берегов Ла-Платы не появились... англичане.

Только когда я приехал работать в Лондон, я понял, что многое из того, что считал исконно уругвайским, на самом деле было привнесено в Уругвай именно англичанами. Ну, например, в Лондоне меня совершенно не шокировали, как я считал, уругвайские, а на самом деле английские отдельные краны с холодной и горячей водой, без смесителя. Предполагается, что добиваешься нужной температуры, играя струями, предварительно закрыв раковину. Из неё и умываешься, в ней и плещешься.

Но, естественно, британцы появились на берегах Ла-Платы не только со своими раковинами, но и со своей тогдашней культурой «разделяй и властвуй». Британцы ведь тоже пытались под шумок наполеоновских войн заполучить оставшиеся бесхозными колонии в Южной Америке. И уже высаживались в Монтевидео, где даже начали издавать первую в стране газету «Южная звезда». Именно мощь королевского британского флота и заставила правителей в Буэнос-Айресе и Рио-де-Жанейро прислушаться к предложениям Лондона оставить Монтевидео в покое. Ни вашим, ни нашим. Не аргентинская провинция и не бразильская провинция, а независимый Уругвай. То есть Британия выступила как своего рода повивальная бабка независимого Уругвая.

И тогда понятно, почему это вся остальная Латинская Америка после Фолклендов сносила памятники Черчиллю, а уругвайцы, наоборот, установили на набережной Монтевидео новый бюст, и смотрит сэр Уинстон в сторону Аргентины. Понятно, почему и Бланес изобразил на своей картине не просто британский флаг, а британский «Юнион Джек», то есть не просто союзный флаг Соединённого Королевства, а именно военно-морскую его вариацию.

Естественно, англичанами двигал не столько благородный политический идеализм, сколько трезвый коммерческий расчёт. С полным на то основанием они рассчитывали, что порт Монтевидео станет для них опорной точкой «свободной торговли», а сам Уругвай — эксклюзивным потребителем именно британских товаров, услуг и навыков.

Кто тогда думал, что через сто лет главным таким навыком будет... английская игра в футбол?! Кто тогда думал, что в честь столетия спонсированной англичанами независимости как раз «Столетием», «Сентенарио» назовут уругвайцы новый красавец стадион в Монтевидео?! Именно на этом стадионе и пройдут финальные матчи первого чемпионата мира по футболу. И, словно по заказу, решающим матчем того чемпионата станет... Уругвай — Аргентина. Вот такой клубок!

Впрочем, есть в этом рассказе одна неувязочка. В 1830 году ещё и сами англичане в футбол в современном понимании не играли. А это означает, что Британия, выступив повивальной бабкой уругвайской независимости, потом осталась Уругвай и «нянчить». И таким образом, в Монтевидео переняли и те британские навыки, которые у самих британцев возникли позже. Но что же произошло за 100 лет между провозглашением уругвайской независимости и постройкой стадиона «Сентенарио»? Что позволило Уругваю не только насладиться плодами английского посредничества, но и перехватить у «большой родины» футбола инициативу и право стать «малой родиной» футбола всемирного? Для того чтобы ответить на этот вопрос, отвлечёмся от истории и перенесёмся в день сегодняшний.