Фидель. Футбол. Фолкленды: латиноамериканский дневник - [44]

И вот двумя годами позже, после встречи с Валерием Лукиным в уругвайском Монтевидео пересказываю всё это генералу Дейнекину во время перелёта из Сантьяго-де-Чили в Пунта-Аренас.

Но вижу, слушает меня Петр Степанович не очень внимательно. Вернее, слушает, но всё норовит перевести разговор на тему, которая мне совершенно не нравится. Однако, к своему ужасу, начинаю понимать, что генерала-авиатора мне уже не отвлечь и не переубедить.

— Слушай, а вот бы порулить самолётом, на котором мы сейчас летим!

— Пётр Степанович, а вот станция «Восток»...

— Да, очень интересно ты мне сейчас рассказал. Знаешь,

ты спроси, кто тут у них старший. Может, разрешат сейчас сесть за штурвал?

— Товарищ генерал-полковник, так ведь вы ни разу таким самолётом не управляли...

— Ну и что? Я же заслуженный лётчик СССР и главком ВВС России.

— Но самолёт-то не российский.

— Ну и что? Я вот недавно в Штатах был, у прежних «вероятных противников». Они мне показали свой стратегический Б-52. Ничего, разобрался. А тут всего-то пассажирский «Гольфстрим». Давай-давай, сходи, узнай!

— Слушаюсь, — только и оставалось практически по-военному ответить мне.

Деваться некуда. Пришлось идти узнавать, не разрешат ли чилийцы порулить своим президентским самолётом главкому ВВС России. Чилийцы, конечно, удивились. Но и обижать почётного гостя не хотели. Впрочем, не хотели и рисковать жизнями остальных. Давайте, говорят, сейчас сядем в Пунта-Аренас, выпустим всех, там и летайте.

И действительно: сели мы в Пунта-Аренас, все остальные главкомы отправились погулять по берегу Магелланова пролива, а Дейнекин — в кабину пилота: над этим проливом летать. Ну, и я с ним: переводить, что там и как устроено. Признаться честно, я и по-русски не понимаю, о чём идет речь. Но деваться некуда.

С переводом вопросов про обледенение я ещё как-то справился. А когда речь зашла о показателях приборов...

Но на то Дейнекин — профессионал, что они с чилийским пилотом быстро друг друга поняли и без перевода. Понажимали какие-то кнопочки, умилённо друг на друга посмотрели и взлетели. На то Дейнекин и военный лётчик, что гражданский самолёт «Гольфстрим» президента Чили он решил испытать «по полной программе». Вниз головой мы, конечно, не летели. Но крен градусов в сорок делали. Барражировали, однако.

Дейнекин усадил меня за своей спиной. На прикладной стульчик. Наверное, штурманский: без ремней. Так что во время исполнения им пируэтов я чуть не свалился. С тех пор «свалиться со стула» для меня — больше, чем просто образное выражение.

Наконец идём на посадку. Здесь как раз потребовался перевод. И ещё какой! Трёхсторонний! Потому что Дейнекин говорил только по-русски. Я это дело переводил пилоту на испанский. Пилот с диспетчером, как и полагается при подлёте к международному аэропорту, переговаривались на английском. Генералу Дейнекину, естественно, хотелось знать, о чём это они там разговаривают. Пилот спрашивал, о чём это я с главкомом.

Но даже при всей этой «болтанке» я всё-таки успел для себя отметить, на каком же хорошем английском говорили чилийцы: явно на британский манер, которому они научились у союзников-британцев во время войны за Фолкленды.

Подвешу пока эту интригу. Тем более что нам с главкомами ВВС предстояло следующее «плечо»: ведь Пунта-Аренас была только транзитной посадкой, а нам предстояло лететь ещё дальше на юг, мимо мыса Горн уже к самой Антарктиде.

Но в аэропорту вдруг происходит заминка.

Мы бы давно должны были взлететь, а всё не взлетаем. Пассажиры — все как один главкомы военно-воздушных сил. Поэтому они начинают задавать очень конкретные вопросы. И тогда метеослужба приносит очень конкретные спутниковые карты.

В зоне Магелланова пролива в этот день стояла редкая для тех мест погода. Как раз такая, какая когда-то обманула Магеллана. Он ведь назвал новый океан Тихим, поразившись штилю. Не зная, что это случайность. Что обычно в этих широтах — жуткий ветер и адский холод. Но вот и в день нашего полёта над Магеллановым проливом — действительно ни облачка. Только вот на спутниковых снимках из района пролива Дрейка и генералам-авиаторам, и даже мне видно, что чуть южнее — действительно беда.

Разочарованию нет границ. Но в этот момент чилийцы и предлагают игру слов. А игра такая: мы всё-таки полетим. Но не на Антарктиду, а в Антарктику. Облетим мыс Горн и приземлимся в Пуэрто-Вильяме на острове Наварино, который чилийцы полагают «столицей» своей «Антарктической провинции».

Меня после этой игры слов посещает чувство, которое в романе «Два капитана» испытал Саня Григорьев: когда он наконец совершил пусть и вынужденную посадку, но в районе, где всегда хотел побывать. В книге Каверина — это последняя зимовка капитана Татаринова. А я всегда хотел побывать здесь, в «сенях» Антарктиды. Где уже сегодня зримо сходятся интересы ведущих держав. Антарктические «сени», куда кто как зайдёт, так потом и рассядется в «горнице». «Предбанник», где во многом решалась судьба первой большой войны за Антарктиду, «англо-аргентинской» войны 1982 года за Фолкленды.

Ну и, в частности, именно ближе к материку произошёл, наверное, самый решающий «инцидент» той войны. Это когда 2 мая 1982 года был потоплен аргентинский крейсер «Бельграно», после чего аргентинский флот уже не воевал, а отсиживался в портах, а британский флот оказался вне досягаемости аргентинской авиации.